Гребень Маты Хари

Тут как раз дверь хибарки открылась, и на пороге появилась сухая невысокая старушка в ватнике и резиновых сапогах. На вид она не казалась такой уж древней – я бы дала ей лет восемьдесят с небольшим. А хозяева говорят – ей сто лет уж… Ох, старухи живучие попадаются, мне ли не знать.

– Что, опять покупатели притащились? – проговорила эта старуха скрипучим, как старая дверь, голосом. – Как приехали, так и уедут! Меня отсюда никто не сдвинет!

– Да никто вас не трогает, Матвеевна! – крикнула ей хозяйка.

– То-то! Никто не тронет! Я еще вас всех переживу! – ответила старуха и хотела уже вернуться в свою избушку, но вдруг приложила руку козырьком и вгляделась в Алексея. Затем она все же развернулась и ушла, хлопнув дверью.

Я покосилась на Алексея и увидела на его лице странное, задумчивое выражение.

– Вот такая у нас… Матвеевна! – проговорила хозяйка. – Мы вас честно предупредили – так что вы уж думайте!

– Подумаю… – протянул Алексей. – Спасибо вам, мы действительно подумаем и, если надумаем, еще раз подъедем.

Мы вышли за калитку, сели в машину.

Алексей включил зажигание, тронулся, но не успел набрать скорость, как остановился.

– Ты чего?

Я проследила за его взглядом и увидела, что кусты возле забора раздвинулись, и из-за них выглядывает давешняя старуха.

Алексей выбрался из машины и зашагал к забору.

Старуха раздвинула доски забора и проскользнула ему навстречу.

Алексей в растерянности остановился перед ней.

– Ты ведь Алеша! – проговорила старуха и дотронулась до его руки. – Ты меня помнишь?

На лице Алексея снова появилось странное, задумчивое выражение.

Старуха нараспев произнесла:

– Как у нашего кота шубка серенька была…

– Как у нашей кошки красные сапожки! – подхватил Алексей.

– Вспомнил! – Старуха заулыбалась. – Вспомнил, как я тебе эту песенку пела…

– Матвеевна… сколько же лет прошло!

– Да совсем немного. Лет может тридцать… или тридцать пять.

– Разве же это немного? Это вся моя жизнь!

– Ну, для тебя и правда много, а для меня – как вчера… ты что же, и правда хочешь этот дом купить?

– А что? Может, и куплю. А для начала я хотел бы с тобой поговорить…

– Так пойдем ко мне в избушку, не здесь же разговаривать! – Старуха протиснулась обратно через раздвинутые доски забора, придержала их для нас с Алексеем. По скрытой среди кустов тропинке мы прошли к ее хибарке, вошли внутрь.

Внутри избушка Матвеевны не казалась такой маленькой, как снаружи. В ней были две комнаты – просторная горница, обставленная простой, старинной, потемневшей от времени мебелью, и отделенная от нее плюшевой портьерой маленькая спальня, где едва помещалась высокая кровать с кружевными подзорами и целой горкой пуховых подушек.

– У тебя, Матвеевна, почти ничего не изменилось, – растроганно проговорил Алексей, оглядевшись по сторонам. – Разве что все стало гораздо меньше…

– Это ты, Алешенька, стал гораздо больше! – ответила старуха. – А ты меня с девушкой своей не познакомишь?

Я хотела возразить, сказать, что я вовсе не его девушка, но что-то меня остановило.

– Это Маша, – коротко ответил Алексей. – А это Матвеевна… я в детстве жил здесь какое-то время с мамой, и Матвеевна со мной нянчилась… хорошее было время!

– И ты был славный мальчик! – пробормотала старуха. – Жалко, что Александра Львовна не вам с Аленушкой этот дом отписала… видно, какие-то у нее на этот счет свои мысли были…

– Как вы живете? Новые хозяева вас не обижают?

– Нет, не обижают. Правда, так и видно по их глазам – ждут не дождутся, когда я отсюда на Лесное съеду…

– Куда? – удивленно переспросил Алексей.

– На Лесное кладбище, – спокойно пояснила Матвеевна. – А что, кладбище у нас хорошее, знаменитое… там много известных людей похоронено… писатели да художники… и мне там местечко найдется. В свое время или немного позже. Но ты же, Алешенька, не затем сюда приехал, чтобы обо мне да о здешнем кладбище говорить?

– Нет, Матвеевна, конечно. А вот посмотрите на эту фотографию – она ведь здесь, в этом доме, сделана?

Он положил на стол перед старухой злополучный снимок.

Матвеевна отстранилась от него как можно дальше – видимо, у нее была сильная дальнозоркость.

– Ну да, в хозяйском доме, в большой гостиной. Надо же, как Аленушка здесь хорошо получилась! Это в каком же году снимали? Примерно лет тридцать пять тому… ну да, тогда приезжал он, отец-то твой, видно, он и сфотографировал… – На лицо Матвеевны набежало облачко.

Она еще несколько минут разглядывала фотографию, потом вернула ее Алексею и проговорила:

– Точно, в большой гостиной. Только одно странно… бюст Ильи Ефимыча никогда на этом месте не стоял. Он на тумбе стоял, что перед лестницей.

– Ильи Ефимовича? – переспросил Алексей.

– Ну да, Ильи Ефимовича, Репина. Знаменитый художник был. И большой шутник. Меня Царевной-лягушкой дразнил…

– Ну да, уж про Репина-то мы знаем… – проговорил Алексей и вдруг осекся. – Как вы сказали? Он вас дразнил?

– Царевной-лягушкой…

– Да я не про то. Он вас сам дразнил? То есть вы его знали? Видели?