Гребцы галеры

Я аккуратно поднял гостя с земли. Очутившись у меня в руках, он зашевелился и, похрустывая иголочками, не дожидаясь уговоров, развернулся, дотрагиваясь до пальцев короткими лапками. Из-под чуть сбившейся набок колючей челки выглянула острая мордочка, подергивая носиком. Глянул мне, совсем по-человечьи, прямо в глаза с легкой печалинкой, словно желая сказать что-то.

Меня вдруг захлестнула волна горячего безумия: неспроста! Оставив водителя объяснять доктору, что это за непонятное и колючее тут появилось, я, стиснув ежика в руках, метнулся с ним в кусты, сбивчиво бормоча:

— Ежишка, милая, ежишка моя, ты пришла! — и начал рассказывать, плача, маленькому существу, тепло прижимающемуся мягким животиком к моим ладоням, все-все.

Я шептал, как тоскую, как мне здесь одиноко, поведал о своих воспоминаниях, клялся, клялся в любви снова и снова. Вздумай Люси посмотреть, чем я занят, она бы срочно полетела обратно в машину брать у диспетчеров номер наряда на госпитализацию и просить прислать фельдшера на замену, а мне пришлось бы провести ближайшие несколько месяцев в комнате без дверей, но с зарешеченными окнами.

Но я об этом не думал, выплескивая из души скопившиеся там уныние и горечь.

Чуть выговорившись, забеспокоился:

— Ежишка, милая, ты почему пришла? Просто соскучилась по мне, любимая, или произошло что-нибудь? Плохое? Может, заболела? Дома неприятности? Что стряслось?

Ежик тихо лежал на ладошке, не пытаясь ни уйти, ни свернуться, помаргивая грустными глазками с чуть подслеповатым прищуром. Ты, когда снимаешь очки, всегда так прищуриваешься ненадолго.

— Любовь моя, я не смогу ничем помочь. Я слишком далеко. Если сумеешь переслать мне свою боль — отдай, я заберу с радостью. Или о чем-то предупредить хочешь?

Ну, подай же знак, в чем дело? Дай понять как-нибудь, прошу.

Молчит. Почудилось или нет, что глазки заблестели влажно?

— Хорошая моя, не беспокойся. У меня все в порядке. Я о тебе постоянно помню. Наверное, всегда помнить буду. Только бы с тобой ничего не случилось!

Я положил ежика на землю у подножия тонкого дерева со странной золотисто-красной корой и вытер тыльной стороной ладони глаза. Отнял ладонь от лица: его уже нет.

Произнес в пустоту:

— Спасибо, что заглянула, ежишка. Я люблю тебя. Будь счастлива.

Пиная сухие листья, двинулся в сторону автомобиля. Ни тени сомнения, кем был мой гость, не возникло. Я нес в себе совершенную уверенность, что этот визит — не случаен. Знать бы ответ: к добру аль к худу?

Люси при виде меня подпрыгнула на окошке, взмахнула лапкой и с бодрым видом вознамерилась ляпнуть дежурное ехидство. Но, видать, прочла на моем лице, что такой поступок не ко времени, и тихо ретировалась.

Я не сел в кабину, предпочтя укрыться от нежеланных сейчас разговоров в салоне. Прямо в халате и сапогах рухнул на носилки, глядя в потолок и вынося себе клиническую оценку. Вынес.

Ну и пусть. Сумасшествие, оказывается, субъективно вовсе не страшная штука.

Тень лица на потолке растаяла, обернувшись тяжелым мороком черных сновидений.

Глава двадцать вторая

Я оторвал голову от носилок, с трудом разлепил глаза. Патрик защелкивал на место трубку рации. Начальница бросила теребить мой рукав и молча начала засовывать в карман фонендоскоп. Работа была нелегкой, поскольку размер «слухалки» явно не рассчитывали на врача-грызуна.

— Что там?

— Аллергия.

— На что?

— У меня? На непрофильную работу. А после двух часов ночи — и вовсе на любую.

Два ночи? И прислал же я, однако! Зевая во весь рот, перелез поближе к начальнице.

— Чешется?

— Ой, сил нет, как зудит!

Вопрос в общем-то излишний. Руки, плечи и живот дедка поверх сыпи покрыты явственными следами расчесов. Только вот настораживает то, что многие из этих следов явно несвежие. Да и сыпь какая-то странная…

С аллергией я знаком не понаслышке. Многие наши психиатрические препараты ее вызывают. А уж раздражающее их действие на кожу испытал на себе любой сколь-нибудь долго трудившийся в психушке.

Всех впервые поступающих туда на работу опытные коллеги инструктируют:

— У нас тут дурдом и все по-дурацки. В нормальных местах люди после того, как в сортир сходят, руки моют, а здесь обязательно до того помыть не забывай.

Молодежь хихикает, принимая мудрые советы за очередной розыгрыш. А зря. Очень скоро они убеждаются на собственном опыте, что речи старших вовсе не были шуточкой в порядке прописки вроде классического вопроса о том, какое лекарство быстрее подействует.

Не знаете? Не может быть. Это развлечение практиковалось, еще когда Парацельс на горшок проситься не умел. И меня в свое время не миновало.

Удочка, на которую попадаются все. После того как больные расфасованы по койкам и дежурная смена в полном составе гоняет чаи, с новенькими заводится разговор о недавней учебе. В процессе беседы мягко и к месту задается на первый взгляд невинный вопрос:

— Слышь, мы тут подзабыли, а у тебя еще в голове наука свежа. От чего быстрей эффект наступает — от снотворного или мочегонного?