Греческая философия

Еще один примечательный аспект нравственной философии Аристотеля связан с его философией действия, вызвавшей в последние годы значительный интерес. Уместно рассмотреть ее здесь в соотнесении с психологией нравственности. Платоновская концепция, согласно которой каждой части души соответствует свой источник мотивации, не нашла поддержки у Аристотеля. По Аристотелю, стремление (orexis), исходящее из стремящейся части души, - единственный источник мотивации всех действий, будь то разумных (в этом случае они исходят из разумного стремления и хотения) или продиктованных аффектами и влечением. Философия действия в результате становится более связной, так как действия теперь возводятся к одному источнику мотивации, но отсюда следует, что убеждения относительно блага и зла не способны мотивировать никакое действие, если к ним не присоединится стремление. В самом деле, многие тексты Аристотеля указывают на то, что разум принимает решения не о целях действия (определяемых стремлением), а единственно о средствах. Но поскольку Аристотель иногда употребляет вместо слова to telos / το τέλος ("цель") более богатое но смыслу выражение ta pros telos / τα προς τέλος (буквально: "то, что имеет касательство к цели"), его можно понять так, что тип рациональности, к которому он обращается, означающий в основном рациональность средств, может включать и рациональность различных составляющих цели. Тогда telos тоже оказывается предметом разумного принятия решения. Возможно, ключ к разрешению этой трудности - в попытке Аристотеля показать, что такое живое существо, как человек, движимо стремлением, связанным с неким видом представления или воображения, который может быть рациональным или чувственным. Стремление является первым, но это всегда стремление к цели, а цель полагает практический ум. В 10-й главе III книги трактата О душе Аристотель пытается показать, как стремление и ум движут живым существом, но в то же время он подчеркивает, что единственное подлинно движущее начало - это стремление (433 а 9-31).

Однако было бы неверно изображать Аристотеля предшественником Гоббса, Спинозы или Юма, приписывая ему тезис, согласно которому нечто рассматривают как благо именно потому, что стремятся к нему. Разум для Аристотеля не устанавливает целей человека (в противоположность воззрению Платона), но умственные и мыслительные способности полностью присутствуют в моральном выборе и оказывают реальное влияние на характер индивидуума и на определение предметов стремления.

Аристотелевская философия действия содержит еще две трудности, связанные с определением практического силлогизма и с понятием слабости воли. В работе О движении животных мы находим наиболее очевидное сравнение теоретического и практического силлогизмов: "Как получается, что мыслящее {существо} то действует, то не действует, то приходит в движение, то нет? Кажется, что подобное происходит и с размышляющими и строящими умозаключения о неподвижном. Но в последнем случае цель - теоретическое знание (ибо всякий раз, когда мыслят две посылки, мысленно присоединяют и заключение), в первом же случае заключение из двух посылок становится действием: так, например, когда кто-то думает о том, что всякий человек должен ходить и что он сам - человек, то он тотчас начинает ходить [...] Итак, ясно, что действие - это заключение; посылки же, которые приводят к действию, бывают двух видов - через благо и через возможное. [...] Вот каким образом живые существа побуждаются к движению и действию; ибо последняя причина движения - стремление, а оно возникает или через чувственное восприятие, или через воображение, или через размышление" (7, 701 а 7-36). Однако остается вопрос, проясняет ли практический силлогизм, или умозаключение о желаемом, причины действия (ту цепь следствий, которая привела к такому-то действию) или же иллюстрирует построение собственно "решающего" умозаключения.