Греческая философия

Первый уровень реальности, появляющийся после Единого, - Ум, с которым неразрывно связано Умопостигаемое. Хотя этот уровень реальности соответствует Бытию и Идеям, поначалу он пребывает неоформленным и неопределенным. Ум принимает свои специфические особенности, только обращаясь к Единому и созерцая его. Тогда он обретает Форму и Бытие, которыми его наделяет Единое, само ими не обладающее. Коротко говоря, Ум являет меньше единства, нежели Единое, по двум причинам: в нем есть дуализм субъекта и объекта, предполагаемый Умом; единство, характеризующее его, - это единство некой совокупности, содержащей не только идеи, свойства которых соответствуют описанным в Софисте, но также и умы, имеющие свои собственные объекты.

Проблема единства Ума влечет за собой другое затруднение. Коль скоро Ум соответствует образцу, который, согласно Тимею, демиург созерцает, чтобы создать вселенную, Ум должен содержать идеи всего существующего в чувственном мире: "Все, что здесь возникает, исходит оттуда и существует там неким высшим образом". Отсюда вопрос, отраженный Порфирием в заглавии трактата: О том, как множество идеи обрело бытие, и о Благе (Энн. VI, η [38]). Хотя Плотин полагает, что в Уме нет места противоречиям, из принципа, сформулированного в Тимее, следует, что в Уме должны быть идеи вещей, противоречащих друг другу в действительности. A fortiori в Уме не должны были бы наличествовать идеи дурных вещей; однако это трудно согласовать с принципом, сформулированным в Тимее. Возможно, именно это затруднение заставило Амелия признать, что существуют идеи дурных вещей.

В чисто метафизическом плане решение, предложенное Плотином ради сохранения единства Ума, сформулировано во второй гипотезе Парменида. Ум есть Единое-многое, Единое и многое одновременно. В большинстве пассажей, где затрагивается этот вопрос, Плотин говорит или подразумевает, что человек может быть причастен такому единству, если наиболее возвышенная часть его души постоянно удерживается на этом уровне. Последующие неоплатоники не разделяли этой концепции Плотина, - тем более что такая позиция ставит новый вопрос: наличествует ли в Уме идея каждого отдельного человека или нет. Здесь Плотин, кажется, так и не пришел к определенному выводу.

Душа составляет уровень реальности, промежуточный между Умопостигаемым и чувственным: с одной стороны, она есть умопостигаемое в строгом смысле слова, сверхчувственное, с другой стороны - чувственное. Объяснить происхождение души, как и Ума, можно лишь одним способом: безграничное могущество Единого предполагает существование всего остального. Если должен существовать чувственный мир, должна существовать и такая часть Умопостигаемого, которая оформляет его и управляет им; в этом и состоит функция души. Управление это все более и более затрудняется по мере нисхождения в чувственный мир. Если на уровне небесных тел душа господствует без какого-либо усилия, то на земле ей грозит опасность подвергнуться воздействию чувственного, быть запятнанной дурным поведением человека, когда тело, которым она, как считается, управляет, выходит из повиновения. Вот одна из причин того, что душа - реальность подвижная. Она может возвышаться, устремляясь к Умопостигаемому, или нисходить, впадая в чувственное. Это значит, что Плотин, вероятно под влиянием гностиков, связывает происхождение души с некой дерзостью (tolma/τόλμα). Такое объяснение, очевидно, не сыгравшее значительной роли в учении Плотина, показывает, однако, одну важную особенность: Душа являет еще меньше единства, нежели Ум. Все входящие в нее элементы рассеяны в большей степени, чем в Уме; они не присутствуют в ней одновременно одни с другими, как в Уме, о котором Плотин говорит, постоянно повторяя формулу, приписываемую Анаксагору: homoy panta (всё вместе). Поэтому понятно, что Плотин связывает описание Души с так называемой третьей гипотезой Парменида (155 е -157 а); душа для него - "многое и единое".