Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

Однако образование такого большого числа крепких об­ластных государств служило само по себе крупным препят­ствием для всякой попытки национального объединения, и потому Спарта, которая в первые десятилетия IV века одна во всей Греции отстаивала идею объединения, постоянно старалась противодействовать этому движению. Именно с этою целью в Анталкидов мир была внесена оговорка об ав­тономии отдельных государств. Но стремление к поместно­му объединению оказалось сильнее могущества Спарты и персидского царя, и спартанская гегемония была сокрушена в этой борьбе. Если с виду это была победа партикуляризма, то в действительности федеративное движение косвенным образом сильно способствовало торжеству национальной идеи. Оно научило народную массу смотреть далее стен сво­его города, показало ей, что город может входить равно­правным членом в состав более крупного политического це­лого, и тем указало путь, который один мог привести к прочному объединению нации.

В духовной области это объединение уже давно осуще­ствилось, и с тех пор, как Афины сделались умственным центром Эллады, оно с каждым годом становилось все тес­нее и глубже. Вследствие этого аттическое наречие сдела­лось общим литературным языком, а следовательно, и язы­ком всех образованных людей. Прочие диалекты еще неко­торое время держались только в специальных науках; врачи гиппократовой школы продолжали писать по-ионийски, как их учитель, а пифагорейцы и вообще математики греческого Запада остались верны дорийскому наречию. Однако, как местный разговорный язык, диалекты еще долго продолжали жить, и одна только Македония решилась сделать аттиче­ское наречие своим государственным языком.

В конце V и начале IV века нация выработала себе и од­нообразное письмо. Ионийский алфавит, самый совершен­ный из всех греческих алфавитов, сделался в Аттике около времени Пелопоннесской войны преобладающим в неофи­циальной письменности и постепенно начал проникать так­же в официальное делопроизводство; наконец, при восста­новлении демократии в 403 г. он был официально введен в обиход афинской государственной канцелярии. То же сдела­ли около этого времени все остальные греческие государст­ва, вследствие чего старые алфавиты повсюду были забыты — несомненно, знаменательный признак овладевшего элли­нами стремления к объединению нации.

Это движение не могло не отразиться и в политической области. Сознание, что нация необходимо должна объеди­ниться, что иначе Элладе грозит опасность истощить свои силы во внутренних распрях и в конце концов сделаться до­бычей варваров, начало со времени Пелопоннесской войны проникать все в более широкие круги. Аттическая комедия неустанно в течение всей войны напоминала народу, что кровь, проливаемая им на полях битвы, есть кровь братьев эллинов. Совершенно так же думал Платон; на войну элли­нов с эллинами он смотрел как на гражданскую войну и как на признак того, что нация больна. Но более всего распро­странению объединительной идеи способствовали ораторы. Уже великий основатель искусства красноречия, Горгий из Леонтин, отдал свои силы на служение этому делу. Ему су­ждено было видеть, как сначала Спарта с помощью персов сокрушила Афинскую державу, как затем афиняне и фиван­цы, также с персидской помощью, сокрушили Спартанскую державу, и как вследствие этого малоазиатские греки снова подпали под персидское иго, от которого их некогда освобо­дили предки. И вот, в 392 г. он выступил на Олимпийском празднестве перед собравшимися эллинами, пламенным сло­вом призывая их к единению и борьбе с варварами, которая одна лишь достойна Греции и одна может залечить язвы по­литического раздробления. В том же смысле говорил он в Афинах, в речи, произнесенной им в память граждан, пав­ших в Коринфской войне; печальным победам над братьями-греками он противопоставлял дни Марафона и Саламина, единственные истинно славные страницы в истории Афин. И слова Горгия не отзвучали бесследно. Примирение эллинов между собою, национальная война против Персии для осво­бождения заморских братьев сделались отныне излюбленной темой ораторов, выступавших на панэллинских празднест­вах, — знак, что этим идеям был обеспечен успех у слуша­телей. Подобные же призывы иногда раздавались и с поли­тической трибуны. Даже Демосфен однажды назвал персид­ского царя „исконным врагом всех эллинов" и считал источ­ником всех бедствий, постигших Элладу, внутренние раздо­ры и вызванное ими вмешательство персов; эллины, говорит он, нуждаются в посреднике, который водворил бы между ними согласие. Правда, это были лишь красные слова, кото­рые очень скоро были снова забыты.