Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

Еще во время войны Тимолеон неустанно старался зале­чить раны, нанесенные острову долгой анархией. Он начал с того, что призвал в Сицилию колонистов из греческой мет­рополии и вообще из всего эллинского мира; и они стали приходить толпами, привлекаемые надеждою приобрести землю в плодоносной Сицилии. Не меньшее значение имело восстановление мира и спокойствия в стране; заброшенные поля вскоре снова были возделаны прилежными руками, и опустевшие города наполнились обитателями.

Столь же неотложной необходимостью было политиче­ское преобразование острова. Тимолеон принадлежал к влиятельной аристократической фамилии и достиг могуще­ства при олигархическом строе; поэтому нельзя было ожи­дать, что он восстановит ту неограниченную демократию, которая существовала в Сиракузах перед тиранией. Режим, установленный Тимолеоном, по-видимому, соответствовал тому, что греки этого времени называли „смешанной кон­ституцией". Высшим должностным лицом сделался жрец (ιамфион) олимпийского Зевса, который ежегодно избирался жребием из числа трех кандидатов, выбранных народом сре­ди представителей определенных родов; именем этого жреца Сиракузы отныне обозначали год. Святость его сана должна была служить известной гарантией против революционных стремлений. Рядом с ним стоял, вероятно, „президент" (проагор), как руководитель заседаний Совета и Народного соб­рания. Труднейшей задачей было упорядочение военного ведомства, потому что только со стороны счастливого пол­ководца можно было опасаться попытки к восстановлению тирании. Правда, без коллегии стратегов невозможно было обойтись, но их компетенцию ограничили военным делом; в случае новой войны с варварами решено было пригласить главнокомандующего из Коринфа. Наиболее влиятельным органом в государстве был, по-видимому, Совет из шестисот членов, в который могли избираться только состоятельные граждане; однако последней инстанцией для решения всех важнейших вопросов оставалось Народное собрание. Анало­гичный строй был установлен и в остальных городах Сици­лии.

Между тем необходимо было не только обеспечить си­цилийским общинам внутреннюю свободу, но также дать им возможность защищаться против внешних нападений. С этой целью все неподвластные Карфагену города острова были сплочены в один союз во главе с Сиракузами. Однако это федеративное устройство ни в каком отношении не должно было ограничивать автономию участвующих в сою­зе общин; какое бы то ни было верховенство Сиракуз над союзными государствами было исключено с самого начала. Поэтому для того, чтобы союз не распался при первом же кризисе, надо было настолько усилить Сиракузы, чтобы са­мый перевес реальных сил принудил остальные города под­чиняться руководящей общине. С этой целью Тимолеон убе­дил граждан Леонтин переселиться в столицу Сицилии; гра­ждане Агириона получили сиракузское право гражданства, и их область была соединена с сиракузской. Из числа колони­стов, прибывших в Сицилию из Греции, огромное большин­ство также было поселено в сиракузской области, благодаря чему число граждан последней возросло до 60 тыс., что со­ответствует народонаселению приблизительно в 200 тыс. человек. Правда, все это не могло возместить недостатка прочной союзной организации.

Окончив политическое и экономическое преобразование Сицилии, Тимолеон сложил с себя диктаторскую власть, ко­торою он пользовался уже почти восемь лет. Внешним пово­дом к этому была болезнь глаз, которая постигла его во вре­мя войны с Гиппоном и Мамерком и благодаря которой он спустя короткое время совершенно ослеп. На старую родину его не влекло; его связывали с нею только мрачные воспо­минания, а те места, которые были ему знакомы с детства,— великолепный Коринф с его высокой цитаделью, оба моря и широкий венец гор кругом, — теперь он все равно уже не мог их видеть. Поэтому он решил провести остаток своих дней в Сиракузах, среди народа, который он освободил от тирании и спас от иноземного ига. Но и удалившись с поли­тического поприща, он продолжал неустанно следить за хо­дом событий и по-прежнему оберегал от ошибок и напастей страну, ставшую его второй родиной. Когда предстояло об­суждение важных дел, он по просьбе друзей приезжал в те­атр, где был собран народ, и тогда толпа в благоговейном молчании внимала словам слепого старца, и его совет бес­прекословно принимался собранием. Вечер жизни Тимолео­на был ясен; грех братоубийства был искуплен, и Тимолеон мог спокойно ждать, пока пробьет его последний час. Когда он умер, весь город шел за его гробом, и могильный памят­ник его был воздвигнут на середине рынка.