Тем не менее Архидам на некоторое время избавил тарентинцев от гнета; но вскоре италийские племена снова начали теснить их. Спарта, занятая войною с Македонией, более не могла поддерживать свою колонию, и тарентинцам не оставалось другого выхода, как обратиться к своему могущественному соседу, царю эпирскому Александру. Он охотно принял их предложения в надежде, что ему удастся на Западе создать себе державу, какую в это же время готовился создать на Востоке его племянник Александр Македонский. Он располагал гораздо более значительными силами, чем Архидам, и потому сумел достигнуть гораздо более крупных успехов. Победоносно прошел он Япигию вверх до Арпи и взял порт последнего, Сипонтум; педикулов он заставил заключить с собою союз, мессапов покорил. Он прошел через всю Луканию от Тарентского залива до Пестума; затем он в долине Силара повернул к северу и здесь наголову разбил соединенное войско луканцев и самнитов. Александр дал почувствовать свою силу и бруттийцам: он взял их главный город Консенцию и снова освободил Терину, которую они лишь за несколько лет перед тем отняли у греков. Покоренные племена принуждены были дать царю заложников, которых он отослал в Эпир. Еще никогда греческое оружие не проникало в Италию так далеко на север; от Гаргана в Апулии, от мыса Минервы в Кампании вся южная часть полуострова находилась во власти Александра. Его влияние простиралось уже и за эти границы. Даже римляне, которые за несколько лет перед тем утвердились в Кампании и через это вступили в антагонизм с самнитами, заключили с эпирским царем союз и дружбу.
В Таренте эти неожиданные успехи его союзника начали, наконец, возбуждать сильную тревогу. Со стороны нового владыки Нижней Италии свободе Тарента грозила гораздо большая опасность, чем когда-либо со стороны луканцев и мессапов. После опытов последнего полу столетия каждому мыслящему человеку должно было быть ясно, что только военная монархия может послужить для италийских греков надежным оплотом против нападений воинственных племен изнутри страны; но грек искони видел в городской автономии высшее благо, и Тарент чувствовал себя слишком сильным, чтобы добровольно отказаться от нее. Вследствие этого он решил расторгнуть свой союз с Александром; таким образом, и здесь началась та пагубная борьба между республиканским партикуляризмом и монархией, носительницей идеи объединения, — борьба, которая в конце концов повергла Грецию к ногам Рима.
Александр был достаточно силен, чтобы не бояться этой борьбы; притом, уклонись он от нее, ему пришлось бы проститься со всем, что дали ему его победы. В союзниках у него не было недостатка. Второстепенные греко-италийские города, как Фурии и Метапонтий, были непоколебимо верны ему, ибо хорошо понимали, что собственными силами они не в состоянии обороняться против своих италийских соседей и что от Тарента им нечего ждать сколько-нибудь деятельной помощи. На первых порах прежнее счастье оставалось верным Александру. Он завоевал тарентскую колонию Гераклею; Союзное собрание италийских греков, собиравшееся до тех пор в Гераклее, было переведено в Фурии. Но пока греки были заняты междоусобной войною, италийские племена начали отпадать от Александра. Он занял против них позицию при Пандосии в долине Крафиса повыше Фурий; здесь на него напали луканцы и бруттийцы, и во время битвы он был сзади сражен одним луканским изгнанником, который служил в его войске (зимою 331/330 г.). Верные фурийцы выручили у неприятеля труп царя и отослали пепел в Эпир.
Тарент пожал плоды своей победы; еще никогда он не был так могуществен, как теперь. Греко-италийские города снова попали в прежнюю зависимость от Тарента; мессапы отныне были подвластны ему. Притом, в ближайшие двадцать лет луканцы были поглощены совсем другими делами; ибо как раз в это время между римлянами и самнитами вспыхнула та борьба за обладание Кампанией, которая в своих дальнейших стадиях оказала решающее влияние на судьбы Италии и вместе с тем всего мира.
ГЛАВА XV. Завоевание Азии