Грегорианец. Четвёртый

Бон в эту ночь не сомкнул глаз, но не потому, что каземат его особенно неудобен, страшная тревога не позволяла ему спать. Всю ночь он просидел на скамеечке, вздрагивая при малейшем звуке. И, когда первые лучи скользнули сквозь бронежалюзи, ему показалось, что само светило приняло траурный оттенок.

Вдруг он услышал, как сработал биометрический замок и заработали сервоприводы открывающейся двери, и даже подскочил от ужаса.

Он решил, что за ним пришли, чтобы отправить на эшафот.

Поэтому, когда в дверях вместо палача появился вчерашний комиссар со своим секретарём, он готов был броситься им на шею и обнять, расцеловать.

– Ваше дело крайне запуталось со вчерашнего дня, – вынес вердикт комиссар. – И я советую вам. Только чистосердечное раскаяние поможет смягчить гнев кардинала.

– Я давно готов всё рассказать! – вскочил бедолага Бон. – По крайней мере, всё, что знаю. Прошу вас, спрашивайте.

– Прежде всего, где находится ваша жена?

– Ранее я говорил вам, что похищена, – он затеребил манжет.

– Да, но вчера после пяти часов дня она благодаря вашей помощи сбежала.

– Сбежала, но как? – выпучил глаза Шель. – Бедняга! Но, если она сбежала, то не по моей вине, клянусь вам! Как такой расклад, принимается?

– С какой целью вы днём заходили к вашему жильцу, господину Лау Дартину, с которым о чём-то совещались?

– Это правда, господин комиссар. Признаюсь, и признаюсь, что это ошибка. Я действительно был у господина Дартина.

– Цель визита к нему? – строго взглянул допрашивающий.

– Попросить разыскать жену. Я полагал, что имею право требовать её назад. По-видимому, я ошибся и очень прошу вас простить.

– Что же ответил господин Дартин?

– Он обещал помочь мне, но я вскоре убедился, что он предаёт меня.

– Вы пытаетесь ввести суд в заблуждение! Дартин сговорился с вами, и в силу этого сговора он разогнал полицейских, которые арестовали вашу жену, и сокрыл её.

– Лау Дартин похитил мою жену? Да что вы мне тут рассказываете? – изумился Шель.

– К счастью, он в наших руках, и вам будет устроена очная ставка.

– Ну что ж, я, право, этому рад! – пробормотал лии Бон. – Хотелось бы увидеть хоть одно знакомое лицо…

– Введите господина Дартина! – приказал комиссар, обращаясь к караульным.

Караульные ввели Шоса.

– Господин Дартин, – произнес комиссар, обращаясь к нему расскажите, что произошло между вами и этим господином.

– Но это вовсе не он! – боязливо прошептал домовладелец.

Все повернулись к Шоссу, изумляясь и делая немыслимо глупые выражения.

– Как… не Лау Дартин? – наконец закричал комиссар, выйдя из ступора.

– Конечно, нет! – подтвердил кивком Бон.

– Хм… Как же зовут этого господина? – переспросил комиссар багровея.

– Не могу вам сказать, я с ним не знаком.

– Уверены?

– Абсолютно.

– Никогда его не видели?

– Видал, но не знаю, как его зовут, – опустил глаза Шель.

– Ваше имя? – спросил комиссар, обращаясь к приведённому арестанту.

– Шосс, – ответил Клерик императора.

– Но ведь это не человеческое имя, это название какой-нибудь дыры! – опустился на стул несчастный комиссар, начинавший терять голову.

– Однако, это мое имя, – спокойно сказал Шосс.

– Но вы сказали, что вас зовут Лау Дартин, – предчувствуя провал пробормотал секретарь, сверив файлы допроса проведённого ранее.

– Я это говорил?

– Да вы.

– Секундочку! Меня спросили: «Вы господин Дартин?», на что я ответил: «Вы так считаете?» Полицейские закричали, что они в этом уверены. Я не стал спорить с ними. Кроме того, ведь я мог и ошибиться.

– Уважаемый, вы оскорбляете достоинство суда.

– Ни в какой мере, – спокойно парировал Шосс.

– Вы господин Дартин!

– Вы снова это утверждаете, сами, заметьте.

– Но, господин комиссар, уверяю вас, тут не может быть никакого сомнения! Господин Дартин мой жилец, и, следовательно, хоть он и задолжал мне за квартиру или именно поэтому, я-то должен его знать. Господин Дартин молодой человек лет девятнадцати – двадцати, не более, а этому господину по меньшей мере тридцать. Господин Дартин состоит в роте господина Лау Эссара, а этот господин Клерик Лау Вельера. Поглядите на его обмундирование, господин комиссар!

– Хм… Правильно! – пробормотал комиссар. – Это, правильно!

В эту минуту снова открылась дверь, и посыльный, которого ввел один из надзирателей Бастиона, подал комиссару карту памяти с посланием.

– Ах, негодная! – воскликнул комиссар.

– Как? Что вы сказали? О ком вы говорите? Не о моей жене, надеюсь?

– Именно о ней. Хороши дела, ничего не скажешь!

– Что же это такое? – пролепетал домовладелец в полном отчаянии. – Будьте добры объяснить, каким образом моё дело может ухудшиться от того, что делает моя жена в то время, как я сижу в тюрьме?

– Потому что всё совершаемое ей, это только продолжение задуманного вами плана! Чудовищного плана!

– Да нет, вы глубоко заблуждаетесь, я и понятия не имею о том, что намеревалась совершить моя супруга, что я не имею ни малейшего отношения к тому, что она сделала, и, если она наделала глупостей, я отрекаюсь от неё, отказываюсь, проклинаю её!