Грегорианец. Четвёртый

Ободренный приглашением, Парень последовал за ним, и дверь закрылась. Они оказались в маленькой часовне, обитой шёлком с золотым шитьем, ярко освещенной множеством настоящих свечей. Над неким подобием алтаря, под балдахином из голубого бархата, стоял портрет Жанны Гранжирской, исполненный в полный рост, настолько схожий с оригиналом, что Дартин вскрикнул от неожиданности. На алтаре под самым портретом стоял кофр, в котором хранилось планетарное ожерелье императрицы.

Герцог приблизился к алтарю и опустился на колени, словно священник и раскрыл кофр.

– Возьмите, – произнес он, вынимая из ларца драгоценность, сверкающую алмазами. – Вот они, эти бесценные планеты системы. Я поклялся, что меня похоронят с ними. Императрица дала их, императрица берет их обратно. Да будет воля её, во всем и всегда!

Неожиданно страшный крик вырвался из его груди.

– Что случилось? – с беспокойством поинтересовался Дартин. – Что с вами, милорд?

– Все пропало! – воскликнул герцог, побледнев как смерть. – Не хватает нескольких планет.

– Милорд их потерял или предполагает, что они украдены?

– Их украли! Поглядите ленты, на которых они держались, обрезаны.

– Если б милорд мог догадаться, кто посмел… Быть может, они еще находятся в руках этого лица…

– Подождите! – задумался Ашер. – Я надевал их всего один раз, это было неделю тому назад, на королевском балу в Румве. Графиня Кэролайн, с которой я до этого был в ссоре, на том балу явно искала примирения. Это примирение было лишь местью ревнивой женщины. С этого самого дня она мне больше не попадалась на глаза.

– Неужели? – неповерил Дартин.

– О да! – проговорил герцог, стиснув зубы от ярости. – Да, это страшный противник! Но на какой день назначен тот бал?

– На будущий понедельник.

– На будущий понедельник! – вторил герцог. – Еще пять дней, времени более чем достаточно… Патик! – крикнул Ашер, приоткрыв дверь.

Камердинер герцога появился на пороге.

– Моего ювелира и секретаря! Живо! – отдал короткие распоряжения.

Камердинер удалился молча и с такой быстротой, которая обличала привычку к слепому и беспрекословному повиновению. Однако, хотя первым вызвали ювелира, секретарь успел явиться раньше. Это было вполне естественно, так как он жил в самом особняке. Он застал Легг Ашера в спальне за столом.

– Господин Ксон, – обратился герцог к вошедшему, – Вы сейчас же отправитесь к лорд-канцлеру и скажу ему, что выполнение этих приказов я возлагаю лично на него. Я желаю, чтобы они были опубликованы немедленно, – протянул карту памяти с личным вензелем.

– Однако, ваша светлость, – ответил секретарь, быстро пробежав глазами по файлам, – что я отвечу, если лорд-канцлер спросит меня, чем вызваны такие чрезвычайные меры?

– Ответите, что таково мое желание и что я никому не обязан отчетом.

– Должен ли лорд-канцлер такой ответ передать и его величеству, если бы его величество случайно пожелали узнать, почему ни один корабль не может отныне стартовать? – с улыбкой спросил секретарь.

– Вы правы, – ответил Бекингэм. – Пусть лорд-канцлер скажет императору, что я решил объявить войну, и эта мера, мое первое враждебное действие против Гранжира.

Секретарь поклонился и вышел.

– С этой стороны мы можем быть спокойны, – произнес герцог, поворачиваясь к Дартину. – Если планеты срезанные с ожерелья еще не переправлены в Гранж, они попадут туда только после вашего возвращения.

– Как? – парень захлопал глазами от удивления.

– Я наложил запрет на вылет любого судна, находящегося сейчас в космопортах его величества, и без особого разрешения ни одно из них не посмеет подняться даже на орбиты.

Дартин с изумлением поглядел на человека, который имеет неограниченную власть, дарованную королевским доверием, заставлял служить её своей любви. Герцог по выражению лица молодого грегорианца понял, и улыбнулся.

– Да, – сказал он, – Это правда! Жанна моя настоящая императрица! Одно её слово и я готов изменить моей стране. Она попросила меня не оказывать протестантам в Лэ Рош поддержки, которую я обещал им, и я подчинился. Я не сдержал данного им слова, но не все ли равно, ведь я исполнил её желание. Ведь за эту покорность я владею её портретом!

Дартин удивился, на каких неуловимых и тончайших нитях висят подчас судьбы народа и жизни множества людей!

Он был поглощен своими мыслями, когда появился ювелир. Это был искуснейший мастер своего дела, который сам признавался, что зарабатывал по сто тысяч кредитов в год на заказах герцога.

– Господин О'ли, – произнёс Ашер, вводя его в часовню, – взгляните на эти великолепные вторящие планетам нашей системы. Отыщите недостающие и скажите мне, сколько будет стоить каждая из них.

Ювелир одним взглядом оценил изящество оправ, рассчитал стоимость и, не колеблясь, ответил:

– Полторы тысячи кредитов каждый.

– Сколько дней понадобится, чтобы изготовить их? Вы ведь нашли те, которых не хватает.

– Неделя, милорд.

– Я заплачу по три тысячи за каждый и они нужны мне послезавтра.

– Милорд получит всё.

– Вы неоценимый человек, господин О'ли! Но это еще не все. Они не могут быть доверены кому бы то ни было, их нужно изготовить здесь, во дворце.