Грейте ладони звездами

В тот вечер, – поправляю его автоматически. – Это было вечером... в ноябре шестнадцатого... дорога тогда заледенела намного сильнее, чем сегодня, и ветер был просто обжигающий...

Послушай, если ты не хочешь об этом говорить...

Я хочу об этом говорить! – выкрикиваю я почти неистово. – Я хочу рассказать тебе, – добавляю уже спокойнее. – Прости...

Ник выглядит несчастным, наверное, не рад, что поднял эту тему, но мне необходимо хоть с кем-то поговорить о случившемся, выплеснуть это из себя, как накопившийся в воспаленной ране гной, и этот мальчик не виноват, что я готова использовать его незнание и искреннюю обеспокоенность, как скальпель.

Иди сюда, – он тянет меня на старый продавленный диван, который стоит у стены в гостиной. Мы садимся, и Доминик накрывает мои ледяные пальцы своими теплыми ладонями... – А теперь расскажи, как вы оказались на дороге в такой жуткий гололед...

И я рассказываю, как нас постоянно заносило на дороге и как Юрген смеялся, уверяя меня, что переобул наш старенький «форд» в отличную зимнюю резину, которой этот гололед абсолютно не страшен, да и водителем он был хорошим, так что я даже расслабилась и стала отзываться на шутки мужа, предвкушая отличный вечер.

А потом на светофоре – мы едва успели отъехать – в нас на всей скорости въехала огромная фура, прямо со стороны Юргена...

Как это произошло? Шофер не справился с управлением?

Это было быстро, – шепчу я только, ощущая жизнь в отмороженных пальцах, которые Доминик отогревает своими ладонями, словно замерзших мотыльков. – Быстро и стремительно, – я слегка ему улыбаюсь. – Мгновение – и вот их больше нет...

Я говорю «их», ощущая горький привкус горечи, обжигающей горло, как кислотой.

 Разве с вами в машине был еще кто-то? – следует резонный вопрос.

Ну да, он, похоже, не знает про Карла...

Только я, Юрген и Карл, – отвечаю я тихо, впитывая его удивленный взгляд.

Карл?

Карл был вот здесь, – прижимаю руку к своему животу. – Он умер, так и не родившись...

Ник этого не знает: потрясение и боль написаны на его лице большими размашистыми мазками. Теперь уже я осторожно поглаживаю тыльную сторону его ладони, наслаждаясь бархатистой нежностью тонких запястий...

Я не знал этого, – отзывается он глухим голосом, смотря на мои пальцы на своих руках. – Мне очень жаль, Джессика... Я, действительно, не знал. Как ты все это пережила? – вопрошает он после недолгого молчания. –  Как ты можешь продолжать улыбаться?

А я и не улыбалась, – признаюсь я честно. – Долгое время думала, что вообще забыла, как это делается... Но с некоторых пор ( с тех самых, как вернулся ты, хочется добавить мне) я поняла, что снова могу это делать.

То ли Доминик умеет читать мои мысли, то ли это просто мои беспочвенные фантазии, только он вдруг касается моей щеки и слегка проводит по ней подушечкой большого пальца – эта скромная ласка отзывается тихой вибрацией во всем моем теле. Становится жарко, несмотря на ледяной воздух в комнате. Мне кажется вдруг, что я могла бы сидеть так вечно: пустая, холодная комната, голые стены, а в центре – Доминик, держащий меня за руку, и ничего больше не нужно для полного... счастья? О, боже, это невозможно.

Едва эта мысль успевает свить маленькое гнездышко в глубине моей души, как Доминик вдруг отстраняется и деловито интересуется:

Так как тебе квартира? Нравится?

Да, думаю, да, – отзываюсь я утвердительно, хотя толком ничего и не видела. Да, мне нравится если и не сама квартира, то ее хозяин, определенно, мысленно добавляю я. Потом спешно прохожусь по пустующим комнатам и снова произношу «да». А Доминик добавляет, что я могу, конечно же, оформить здесь все по моему собственному вкусу, в этом плане у меня полный карт-бланш.

Прощаемся мы у машины, окутывая друг друга морозными всполохами пара при каждом сказанном слове... Мне не хочется прощаться – он не спешит уходить. Почти как в тот вечер у автосервиса... Мы просто медленно леденеем, не смея поделиться своим теплом друг с другом, пока наконец не решаемся расстаться.

Тем же вечером я сообщаю детям о нашем переезде, и всю последующую неделю мы активно пакуем коробки, сортируя массу накопившихся за все прожитые здесь годы вещей.

Хелена, узнав о предложении сына, пораженно ахает: она и не знала, что Гюнтер подарил Доминику квартиру и то, что эта квартира находится почти у нее под боком, она не знала тоже.. Называет сына молчуном и зазнайкой.

Впрочем сейчас он стал чуточку мягче, ты не находишь? – любопытствует она тут же с надеждой в своих искуссно подведенных глазах.

Мне хватает ума не выказывать свое смущение слишком явно, маскируя оное укладыванием в одну из коробок плеяды своих любимых книг.

Да, мне тоже так показалось, – бубню я невнятно. – Возможно, ему просто нужно было время, чтобы освоиться на новом месте...

Может, и так, – соглашается Хелена, – только сердце мое так и не лежит к этой Ванессе Вайс. Что он в ней вообще нашел?

Любовь не выбирает, Ленни. Откуда нам знать, что является лучшим для него...

Подруга делает круг по комнате, задумчиво рассматривая корешки моих книг, а потом вновь произносит: