Грейте ладони звездами

Никогда не видела его таким, никогда он не был груб со мной, даже когда пытался казаться равнодушным и невозмутимым.

Тогда зачем ты здесь? – спрашиваю спокойно, стараясь не провоцировать его агрессию. – Зачем вообще довел себя до такого свинского состояния?

Не разговаривай со мной этими своими книжными фразами, Джессика, – огрызается он холодно. – Ты знаешь, мне до вас с Паулем далеко, у вас, видите ли, книжное взаимопонимание...

Он цедит фразу по слогам, словно исторгая смертельный яд, пропитавший все его тело.

Не понимаю, о чем ты...

Все ты понимаешь! – снова повышает он голос. – Я видел, как брат держал тебя за руку в ресторане...

Да это никак сцена ревности, с улыбкой понимаю вдруг я, кто бы мог подумать...

Тогда ты видел и также, что это рукопожатие не было мне по нраву, – говорю я Доминику, делая шаг в его сторону и откидывая расстрепавшуюся челку с его высокого лба.

Не трогай меня! – моя нежность сталкивается с яростным отпором. – Каждый раз, как ты меня касаешься, моя жизнь рушится, – жалуется парень почти по-детски обиженным голосом. – И не смотри на меня так, словно я нашкодившее дитя, которое тебе надо урезонить...

Так и не веди себя, как ребенок! – несмотря на гневную отповедь, я подхватываю еле стоящего парня под руку и почти волоку к своему дивану, единственному месту в комнате, на которое можно было присесть. Он буквально падает на него, вытянув вперед свои длинные ноги, а потом неловко ерзает, извлекая из-под себя книгу Эмилии Брикер, которую я читала перед сном, и, с трудом сфокусировав глаза, прочитывает ее название...

Лучше бы ты почитала «Любовника леди Чаттерлей», – подытоживает он свое любопытство. – Пауль жаждет обсудить с тобой эту книгу...

Не понимаю, при чем здесь Дэвид Лоуренс... Ник, похоже ты бредишь.

О нет, я не брежу, к сожалению, – с горечью произносит он, смотря на меня своими расфокусированными глазами, – вы с Паулем всегда были близки: на вот, Пауль, почитай эту книжку, а ты, Джесс, обрати внимание на эту, – сюсюкающим тоном передразнивает он. – А я, словно идиот, между вами обоими...

Ты знаешь, что это не так...

Так, Джессика, именно так! – кричит он, прерывая меня.– Мне бы, дураку, сразу понять, что ничего хорошего у нас с тобой не выйдет, выбросить все эти глупые фантазии, так нет же, повелся на твои разговоры о дружбе и на твою мнимую беззащитность... Думал, разыграю принца на белом коне, и ты сразу поймешь, какой Доминик хороший парень и как ты могла бы быть счастлива с ним. – Он замолкает, вперивая взгляд в неведомую точку за моей спиной, а потом с ожесточением заключает: – Ненавижу себя за это! И тебя хотел бы возненавидеть, только не получается...

Я не знаю, что послужило катализатором этого срыва, но зато я отчетливо вижу, насколько Доминику плохо, насколько он сломлен и несчастен, и от бесконечных тоски и нежности мое сердце невольно сжимается.

Послушай, Ник, – пытаюсь я урезонить его, – ты пьян и сам не знаешь, что говоришь... А я и без твоих подсказок знаю, насколько ты хорош, поверь мне, для этого тебе вовсе не нужно делать широкие жесты и рыцарствовать... Все «драконы» нынче живут только в твоей голове!

Я пытаюсь улыбкой развеять его мрачное настроение, но касаться больше не решаюсь. Он же вдруг вскидывает на меня свои осоловевшие глаза, а потом болезненно стонет...

О, боже, Джесс! – восклицает он под аккомпанемент  своего стона, срывается с дивана и скрывается за дверью ванной комнаты. Даже сквозь захлопнувшуюся дверь, я слышу как его выворачивает в унитаз... Это продолжается какое-то время, пока наконец не повисает напряженная тишина, и я перестаю вообще что либо воспринимать, продолжая сидеть на диване все в той же позе, боясь пошевелиться, и мысли, одна отчаяннее другой, стремительным огненным ураганом мятутся ввысь, подобно огненным искрам.

Тишина давит и пульсирует, как живая, когда я осторожно приближаюсь к дверям ванной и тихонько стучу... Ответа нет. Тогда я толкаю дверь и заглядываю вовнутрь – Ник сидит на полу, свесив голову между коленей и кажется неживым.

Ник, – окликаю я парня, опускаясь перед ним на колени. – Как ты себя чувствуешь?

Он приподнимает голову и смотрит на меня мутным взглядом.

Иногда бывало и хуже.

Мы улыбаемся друг другу (кажется, его отпустило), и я тяну его вверх.

Пойдем, не будешь же ты сидеть тут всю ночь.

Да, пожалуй, будет лучше, если я пойду... Извини, Джессика!

Брось, – отзываюсь я с улыбкой, снова ведя его на прежнее место к дивану, – сегодня поспишь у меня, а завтра извинишься на трезвую голову.

Он на секунду задумывается, как бы обдумывая мое предложение, а потом говорит:

Сегодня я разругался сначала Ванессой, потом с Паулем, а теперь еще и с тобой, Джессика, – он как бы неверяще качает головой, а потом смущенно добавляет: – А поспать я могу и в машине!  Я заслужил. – Он напрочь забывает, что оставил свое авто у бара.

– На улице минус десять, Ник, – усаживаю я его на диван, – не хочу быть виновницей твоей смерти от переохлаждения.

Повинуясь своей неведомой внутренней логике, все еще немного заплетающийся язык парня вдруг выдает: