Грейте ладони звездами

Что ты делаешь, Джесс? – слышу наконец его хриплый голос. – Смерти моей хочешь, не иначе...

Мертвый ты мне ни к чему, – насмешливо улыбаюсь я. – Это было бы каким-то извращением, ты не находишь?!

Он с секунду молчит, словно обдумывая мои слова, а потом глухо сипит в ответ:

Ты знаешь, о чем я говорю... –  Поворачивается ко мне с напряженной улыбкой на красивом лице, челюсти плотно сжаты... наверное, боится вцепиться в меня зубами, думается мне некстати, пытаюсь сдержать прижатой ко рту ладонью, рвущийся из глубины счастливый смешок. – Что с тобой, Джесс? Надо мной смеешься?

Отрицательно мотаю головой и, обхватив лицо парня руками, шепчу в самые губы:

Отчасти, возможно... Ты же знаешь, все эти нелепые фантазии в моей голове...

Расскажешь?

Не сейчас, мой милый, – отвожу волосы от его глаз и целую в уголок любимых губ. Он стонет, дыша рвано и натужно, словно страждущее животное... А я всегда была слишком сострадательна, особенно к раненым животным! – Думаю, ты достаточно большой мальчик, – горячо шепчу ему в губы, – чтобы я не шокировала тебя просьбой заняться со мной любовью...

Силы небесные, Джесс?! Я не могу, – выдыхает Доминик возбужденно.

Будь мне восемнадцать, я бы точно на небо разобиделась... Но все дело в том, что восемнадцать скоро будет моей дочери, и потому, перекинув ногу через торс парня, складываю руки на груди в образе строгой учительницы. Его джентельменство выглядит невероятно милым и возбуждающим одновременно,  именно таким мне  хочется соблазнить его еще больше: осознавать, как самоуверенный красавчик, гарсирующий передо мной своей длинноногой подружкой три года назад, вдруг превращается в робкого школьника приятно, как ни крути! Даже больше: это просто восхитительно.

Продолжаю молча водить пальцем по его груди и рукам... почти невинно. Уверена, долго ему не продержаться –  и вот, я права: Доминик уже целует меня, притянув мою голову к себе, запутавшись пальцами в моих волосах, терзая мои губы с голодным неистовством. Я едва успеваю ахнуть, а он уже подминает меня под себя, заглядывая в глаза... Может, ждет, что я оттолкну его? Все еще боится чего-то?

Займись со мной любовью, – повторяю настойчиво. – Я хочу этого.

Мы смотрим друг другу в глаза, в очередной раз выпадая из времени и реальности одновременно, а потом Доминик признается мне еле слышно:

Не уверен, что знаю, как это делается. Никогда этим не занимался...

Ты смеешься надо мной? – хмыкаю я ему в губы. – Опыта у тебя, я в этом абсолютно уверена, уж точно побольше моего...

Опыта в сексе, но не в любви, – возражает он мне, – в этом, знаешь ли, мне как-то не везло...

Я несколько бесконечных секунд вглядываюсь в глубину его глаз: не чтобы увидеть там нечто новое для себя, нет, хочу, чтобы он увидел меня по-новому – безумно влюбленной и неистовой в своем желании, хочу, чтобы поверил... в нас.

Поверь, технически это одно и то же, – я поднимаю руки, чтобы он стянул мою бесформенную сорочку и ободряюще улыбаюсь ему, – уверена, ты с этим справишься...

Неугомонный писк будильника выдергивает меня из сна в привычные семь утра. На душе невероятная легкость... С чего бы это?

Доминик!

Разом припоминаю и наш вчерашний разговор... и все, что последовало за ним позже. Трепетное дрожание рук моего Ника, когда он касался меня, наши иступленные поцелуи, когда каждый терял себя в другом и словно обретал вновь, но уже иным, обновленным и цельным.

Ник.

В комнате его нет. Ушел. Ушел, пока я спала... Почему? Так, без паники. Успокойся.

Я одеваюсь со слабо трепещущей внутри надеждой: а вдруг он на кухне готовит кофе... Дуреха, он не пьет кофе! Хватит фантазировать.

Доброе утро, мам! – Ева готовит себе с братом хлопья, гремя тарелками. – Его здесь нет, – добавляет она следом, заметив мой ищущий взгляд. – Ушел минут двадцать назад. Торопился.

Я знаю, что не стоило бы спрашивать дочь о таком, но я должна была это знать...

Каким он тебе показался?

В смысле настроения? – уточняет та многозначительно, но заметив мой хмурый взгляд, отбросывает этот тон: – Серьезным? Задумчивым? Счастливым? Я бы сказала, серьезным, но счастливым. Впрочем, я могу и ошибаться: мы столкнулись лишь на секунду и всю эту долгую-долгую секунду он чувствовал себя абсолютно смущенным и не смотрел мне в глаза. Мам, ну что с тобой?

Это я падаю на стул и закрываю лицо руками. Понимаю, что также далека от определенности, как и вчера вечером до прихода Доминика ко мне. Что значила для него эта ночь? Станет ли он из-за меня менять свою жизнь?

В том, что он любит меня, я не сомневаюсь, я сомневаюсь в его готовности сказать «нет» Ванессе и всей его отлаженной системе ценностей. И я не могу ничего требовать от него, это тот выбор, который он должен был сделать сам... И судя по его бегству (как еще это назвать?) свое решение он еще не принял.

В любом случае я ни о чем не жалею...

Все хорошо, милая, – пытаюсь улыбнуться я. – Ты уже разбудила брата?

Мам, – Ева смотрит на меня с искренним беспокойством в карих глазах, – Ник вернется? Он ведь любит тебя, так? Он должен вернуться. Разве вы вчера не разобрались во всем?