Мне очень хочется хлопнуть дверью, прищемив его аккуратный нос вкупе с этой вот обаятельной мальчишеской улыбкой, которая вдруг прорезается на его лице подобно первому весеннему первоцвету, но если я сделаю это, то как же тогда смотреть в глаза Хелене и Паулю...
Я хочу кое что тебе объяснить, – добавляет он, видя мое нежелание зарывать топор войны. – О том, что произошло вчера...
Нехотя протягиваю руку и беру «маффин примирения»: по-моему, красивые люди имеют над нами определенную власть, думаю я в тот момент, припоминая знакомство с Хеленой и мои губы, против воли согласившиеся тогда на первое чаепитие. И вот снова...
Мы проходим в гостиную, и я молча останавливаюсь около дивана, желая наглядно показать, что не рада его присутствию здесь, мол, я тебя слушаю, но пусть это закончится как можно скорее. Мы даже не станем садиться...
Доминик меня отлично понимает, но выражение его лица остается все таким же невозмутимо-дружелюбным, словно и не было его вчерашнего флирта и скабрезного поведения.
У вас очень уютно, – говорит он, окидывая нашу квартирку быстрым взглядом. – Твоего мужа нет дома?
Думаю, ты знаешь, что нет, иначе бы не заявился сюда с этим твоим примирением, – огрызаюсь я на автомате, сама себе удивляясь. – Итак, о чем ты хотел поговорить?
Доминик смотрит на меня долгим, внимательным взглядом, словно пытается заглянуть прямо мне в душу и понять причину моей агрессии, и мне не нравится, как этот взгляд непонятным волнением отзывается в моем сердце. Ну да, этот молодой человек, этот внешне идеальный молодой человек заставляет меня нервничать, поскольку слишком похож на книжного героя, одного из тех, которые разбивают девичьи сердца направо и налево. Но ведь жизнь не какой-нибудь там сентиментальный роман...
Извини, не очень-то легко говорить о таком, – начинает между тем Доминик, поднимая на меня до странности смущенный взгляд, – но Пауль взял с меня слово, что я это сделаю... – Смотрю на него недоуменно, словно услышала вдруг, как слон начинает кукарекать или заметила, как мышь несет куриные яица: никак не могу сопоставить дерзкого Ника с этим вот смущенным мальчишкой... – Он мне просто мозг вынес, когда заметил вчера, как я повел себя с тобой! – добавляет он с легкой полуулыбкой. – А вел я себя некрасиво, признаю. Извини меня!
Я продолжаю хмурить брови: он меня пока что не совсем убедил в своей искренности. Хочу знать, почему он вообще позволил себе такое...
Но всему этому спектаклю есть свое логические объяснение! – продолжает мой визави. – Признаю, что специально припрятал мыло в душе и специально спустился, так сказать, неглиже, – тут Доминик не удерживается и сбивается на беспечное пожатие плечами, – признаю даже, что хотел тебя испытать... Но разве тебе это не понравилось? – тут уж он и вовсе подмигивает мне, чем тут же напоминает вчерашнего парня в полотенце.
Нет, не понравилось! – отрезаю я однозначно, чуточку покривив душой: вид-то уж точно был хорош, а вот начинка, так сказать, подкачала. – Не так я рассчитывала познакомиться с сыном своей подруги, которого она описывала, как самого милого мальчика в мире...
Но разве я не милый?– вставляет Доминик с просящей, щенячьей улыбкой, на которую я пока не готова купиться.
… И вообще я не понимаю, к чему была вся эта проверка? – продолжаю я свою речь. – Как, по-твоему я должна была себя повести? И почему?
Ты могла бы быть и понежнее! – все в том же игривом тоне произносит парень, но заметив мой строгий взгляд, добавляет: – Извини, никак не могу привыкнуть, что ты такая строгая! Обычно мамины подружки были без ума от моей улыбки, – его легкомысленный тон разбивается о мои нахмуренные брови и сложенные на груди руки, а потому он вздыхает и нехотя говорит: – Ладно, я объясню, как и обещал. Подруга матери – это было примерно года три назад, – которую она расхваливала почти так же, как расхваливает сейчас тебя, и которая и в половину не нравилась Паулю так, как ты... впрочем, ему было тринадцать, какое ему было дело до взрослой тетки, с которой мама проводила все свое время... Так вот, у той подруги был к Паулю определенный интерес: она строила ему глазки, – он невесело хмыкает, не смея смотреть мне в глаза, – и не только... Когда я это заметил, то жутко разозлился...
Ты сказал об этом Хелене? – спрашиваю я, почувствовав вдруг стеснение в горле. Это ведь не то, о чем я подумала, правда?
Нет, мы ей об этом не рассказали, она и сейчас не знает, поэтому ничего ей не говори, – два голубых озера его глаз пристально глядят на меня из-под широкой челки. – Я просто отвлек ее вниание на себя, – снова невеселый смешок, – ей, может, и нравились молоденькие мальчишки, но мной она тоже не побрезговала...
От этого признания мои глаза испуганно распахиваются: просто трепетная лань, узревшая слепящий свет фар...
Нет, ну не так все было и страшно, как ты себе это представила, – добавляет он поспешно, видя мою реакцию на свое признание. – Мне было двадцать и я был далеко не девственником, а с ней было даже весело... в постели.
Мне с трудом удается все это переварить...