Грех совести

Может, это нам только кажется, что бабы любители почесать языками, а мужики «при деле». На самом деле именно мужики разносчики заразы именуемой в простонародье «сплетни». Хотя сознаться в этом мужики ох, как не любят. Они тут же прикрываются озвученной М. Задорновым придумкой, что воспитывать детей, делать покупки, готовить, стирать, убирать, разбираться в семейном бюджете, ходить в школу – это прерогатива женщин. А вот выборы, или там внешняя политика, или война в Чечне, или погони за Хусейном, это та тяжелая и ответственная миссия, которую должен тянуть, как тяжеленный мешок с углем на своей спине бедный и несчастный мужик. Развлечь себя иногда или отвлечь от такой ответственной миссии он и позволяет себе набором разноцветных сплетен. Тех самых, которые нам и строить… жизнь, и растить детей и вообще жить помогают… веселей. Это и есть их вредная привычка. С точки зрения мужика сплетника. Но этот перец, как и любое перченое блюдо любят только любители. Остальным и на молочке с булочкой очень даже приятственно проживается.

Эту невеселую истину Алла поняла уже давно, а последнее время все чаще получала подтверждение о своих догадках через словесные пинки, которые получала то справа, то слева. Не успела Москва «несказанно обрадоваться» ее приезду, не успела она отвезти в бухгалтерию отчет по поездке, как кожей почувствовала изменения в окружающем ее околокулисном пространстве. Кто-то успел подленько переползти дорогу и вымазать росконцертовские коридоры мерзопакостными словечками и домыслами. Ее взаимоотношения со скопищем завистливых баб, населяющих кабинеты, были очень сложными. Она изначально не любила сплетен, хотя обожала позлословить во всеуслышание, на публике. Может быть, именно это в ней и не нравилось? Не обсасывала она ничего за чьей-то спиной и не вступала в шушуканье по углам. Она могла громко, на весь отдел, обшутить какой-то эпизод своим скрипучим, мужским голосом и от души посмеяться. А это, оказывается, было хреново! К твоим громким мыслям не было возможности приплести пару лишних домыслов и разнообразно-разномастных слов!

Алла не понимала, откуда повеяло гнильцой? Петруччио не было уже больше месяца, а сплетни как ползали по коллективу явно, а теперь еще и в ее адрес, так и ползали, как не перебирала она все в голове и не переворашивала ситуацию, пытаясь отыскать ниточку истины, за которую можно было бы потянуть. Даже «Росконцерт» оказался в курсе всех этих дрянных разговорчиков. «Росконцерт», которого ничем не удивишь, который и так-то ее очень «любил», теперь с явным удовольствием шептался за спиной и делал понимающие глаза при неожиданном соприкосновении с ее глазами. Алла спиной чувствовала ползущие по-пластунски и цепляющиеся за подошвы липкие сплетни. Последней каплей оказался неожиданный телефонный звонок очень поздно вечером.

Из трубки на нее обрушился настоящий визг и грязный мат:

– Сука! – кричала трубка женским голосом. – Твою раствою мать! Оставь в покое моего мужа! Если я еще раз услышу, что вы вместе поехали на гастроли, я тебе всю твою карьеру разломаю к такой-то матери! Я тебе твою страшную морду так украшу, тудыт твою, растуды, что ты сама себя в зеркале не узнаешь! Не пробовала умываться серной кислотой? Такая растакая! Я тебя научу…

Алла отбросила трубку на диван, как будто это была ядовитая змея. Она даже не дослушала, что еще было обещано ей в будущей жизни. Она догадалась, что это была Славкина жена.

«Вот так вот! Рви свои нервы, заделывая коллективу гастроли, не рви свои нервы, позвонит какая-нибудь чувырла и испортит все настроение, которое усиленно, прямо с утра, поднимал Михалыч, приглашая на дачу, – забродили в голове ленивые и злые мысли. – Кажется моя гастрольная жизнь, как дырявая лодка, временно дала течь, наполнилась грязной водой и пошла ко дну. Ну что ж, может, это и к лучшему? Можно будет вырваться из беличьего колеса жизни и посмотреть на себя более внимательно? Сделать перерыв, потусоваться с Михалычем, заняться зубами и своей физиомордией?»