Грехи дома Борджа

Серебряный туман опустился на реку, откуда молчаливо двигались к городу владельцы барж, попрошайки и согбенные женщины с огромными крытыми корзинами. Казалось, туман приглушал все звуки. Мне пришлось спуститься к набережной, чтобы дать дорогу шумной компании охотников, молодых мужчин и женщин в ярких бархатных одеждах и шляпах с перьями, верхом на пугливых лошадях. И у каждого на запястье сидел сокол. Мне показалось, я узнала одного юношу, кузена Орсини, сопровождавшего донну Лукрецию в Феррару, но он меня даже не заметил. Здесь, у набережной, царил другой мир. Нищие, ночевавшие под мостами, лежали, застряв в грязи, совсем как Адам, ожидавший руки Создателя. Шеренга мужчин в кандалах на руках и ногах, соединенных друг с другом цепями вокруг шеи так, что их головы напоминали бусины в ожерелье для какого-нибудь великана, гремя металлом, садилась на баржу, которой предстояло отправиться в Остию, где их ждали галеры.

Когда я взобралась по ступеням крайнего пирса, над крышами и башнями с восточной стороны начали пробиваться первые лучи солнца. Чайки с криками кружили над туманом, и внутреннюю сторону их крыльев золотило солнце. Я улыбнулась им, залюбовавшись переливчатыми красками – бледной аквамариновой, нежно-розовой и ярко-желтой. Эти же чайки, наверное, пролетали мимо высоких окон в покоях Чезаре, которые ему отвели в Ватикане. Я представила, как камердинер открывает ставни, чтобы впустить свет, так необходимый при бритье, и вновь взошедшее солнце зажигает рыжие искры в бороде Чезаре. Следуй за любовью. Любовь – самое постоянное из всех постоянств.

На площади Святого Петра собралась толпа. Ничего необычного в этом не было, если не считать раннего часа. Пилигримы и другие приезжие, желавшие взглянуть на дворец правителя всего христианского мира, появятся позже, после мессы, завтрака и непременных споров о цене с городскими проводниками. Все головы повернулись к Порта-дель-Пополо. Я присоединилась к толпе, и меня начали толкать со всех сторон, а потом толпа качнулась и рванула вперед.

– Что происходит? – спросила я.

– Герцог уезжает! – бросил кто-то.

Уезжает? Как? Дон Джоффре обещал, что утром я увижусь с Чезаре. Наверняка что-то случилось, но что? Подвязав Джироламо покрепче шалью так, чтобы высвободить обе руки, я стала пробираться сквозь толпу, не обращая внимания на тех, кто ругался и отталкивал меня, когда я наступала им на ноги и всаживала локти под ребра. Стоило мне обойти огромного охранника в ливрее Чезаре, который с великим усилием старался расчистить проход для кортежа, как толпа за моей спиной неожиданно затихла. Казалось, весь мир замер. Я думала, еще секунда – и с неба попадают птицы, тысячи крошечных икаров, летящих камнем на землю ради одного, которому действительно удалось подлететь слишком близко к солнцу.

Колокола базилики начали звонить к утренней молитве, стражник встал по стойке «смирно», и из дворцовых ворот медленно, с серьезными лицами, выехали всадники. За ними следовали восемь человек с паланкином, в окошках которого раскачивались алые парчовые занавески. Вели боевого коня – черный бархат покрывал его круп, он вез на подушках, прикрепленных к спине, герцогскую корону Чезаре и прочие регалии. Кое-кто в толпе перекрестился, а одна женщина разрыдалась в голос.