Грехи дома Борджа

– Пожалуйста, поблагодарите кардинала и передайте, что я плохо себя чувствую и отужинаю у себя.

Мы молча ждали, пока шаги не затихли.

– Не хочу, чтобы кто-нибудь подслушал наш разговор, – сказала мадонна.

– Было бы интересно взглянуть на лицо герцога Эрколе, когда он прочел ваше письмо.

– Ответ последовал незамедлительно и был весьма благожелательный. Я подробно описала ему свои религиозные убеждения, интерес к стигматам, а также напомнила, что уже доказала способность произвести на свет здорового сына, – она иронично рассмеялась, – как и управлять недвижимостью от собственного имени. Упомянула о территориальных амбициях своего брата и его недавних военных успехах. Герцогу ничего не оставалось, как принять к сведению все, что я изложила в письме.

– А Чезаре?

– Он приехал, как тебе известно. Он как раз собирался присоединиться к своим войскам в осенней кампании и по дороге остановился у меня переночевать. Странно, что замкнутым людям часто свойственна театральность. Он вошел в зал моего замка при полных доспехах, с непокрытой головой, как персонаж рыцарского романа, и молча упал на колени у моих ног, после чего поцеловал край платья. Знаешь, Виоланта, я часто спрашиваю себя, не был ли это последний звук, который он слышал.

– Какой?

– Звон доспехов при падении с лошади. И не напомнил ли ему этот звон… Я понимала, что он играет. Разумеется, он не проделал весь путь из Рима при полной амуниции. Наверное, остановился недалеко от Непи, чтобы надеть латы. Но частичка души, принадлежавшая ему, ликовала оттого, что он здесь, рядом, распростерся у моих ног и его красивая шевелюра разлилась, как озеро огня. Я тоже опустилась на колени и обняла его, и на секунду мы забыли обо всем. Видимо, мы могли бы остаться там навсегда, в этой старой крепости, спрятавшись от мира, и жить лишь одной любовью.

Мне вдруг захотелось взять руки мадонны в свои, показать, что мы похожи не только внешне, но и мечтаем одинаково.

– Я увела его в свои покои, помогла снять доспехи, чтобы нам никто не мешал. Он подумал… то, что всегда думают мужчины, но я сказала «нет», мне необходимо поговорить с ним о важном деле. Сесар принялся увиливать, настаивая, что хочет принять ванну, тогда я могла бы побеседовать с ним, пока он купается, а заодно вымыть ему голову, потому что я делаю это так, как никто другой. Наполнили ванну. Сесар разделся передо мной, словно был шлюхой, а я клиентом, и его красота при свете огней, окутанная паром, чуть не разбила мне сердце, на что он и рассчитывал. Но на сей раз он меня недооценил. Итак, Сесар тянул время, принимая ванну вполне смиренно, а я мыла ему голову и высказывала то, что давно должна была сказать. Что он зашел слишком далеко, убив Альфонсо, и как бы сильно мы ни любили друг друга, впредь не должны позволять, чтобы нами двигала страсть. Мы должны думать о Джованни, только о Джованни. Я сообщила, что знаю о том, как он с понтификом обсуждал возможность моего следующего брака с Альфонсо д\'Эсте, поэтому сама написала герцогу и заверила его, что во мне он найдет набожную и преданную невестку, для которой воля мужа всегда будет важнее воли отца или брата. Также намекнула в письме, что мое присутствие в Ферраре умерит аппетиты брата на эту территорию, поскольку Феррара при данных обстоятельствах станет его союзником. Я сказала Сесару, что он должен продолжать строить свое государство и мое присутствие в Ферраре укрепит его северную границу и удержит Венецию от вмешательства в его дела до тех пор, пока он не соберет силы, чтобы подчинить ее себе. Однажды наш сын станет королем Италии. Сесара начала бить дрожь. Когда он вышел из ванны, я завернула его в полотенце, будто ребенка, убеждая себя, что его тело под тканью ничего для меня не значит. Я пыталась сделать свое сердце таким же твердым, как те старые камни, что давали нам приют, но у меня не получилось. Думала, что заставлю его тут же уйти, но не устояла перед отмытой дочиста кожей, пахнущей мылом. Поэтому мы… а потом я расчесывала ему волосы, и они сохли у огня, пока не наступила ночь. Когда я проснулась на следующее утро, Сесара уже не было, значит, он все понял. Впредь нам нельзя было думать о нас, лишь о Джованни и том государстве, которое мы для него построим. Теперь ты понимаешь, почему я так разозлилась из-за Урбино? Он действовал опрометчиво, поставив под угрозу наше благополучие. Этим поступком он предал нашу любовь, высмеял все, чем я пожертвовала ради него.

Я молча смотрела на мадонну. Была в этом откровении доля иронии – надо же, великий Валентино, гроза итальянских тиранов и женщин, отдал свое сердце и смиренно подчинился младшей сестренке? Однако ее власть над Чезаре вызвала во мне благоговейный страх. Я перебирала письма, размышляя, следует ли мне считать себя польщенной доверием или обиженной ее полным пренебрежением к моим чувствам.

Рука наткнулась на грубый лоскут, вырезанный из простыни, на котором было выведено чернилами цвета кирпичной пыли несколько слов, заставивших меня принять решение:

...