Грехи и молитвы

Карл резко обернулся. Он совсем забыл про несчастную — но тут же увидел ее, почти у входа в часовню. Девушка лежала на земле в неестественной, ломаной позе, одна рука на груди, словно пытается зажать уже давно затянувшуюся рану, а вторая вытянута на земле, точно перебитое крыло. При виде этого зрелища, кислое вино резко подступило обратно к горлу. Карла вырвало.

Обтерев рот и подбородок, священник выпрямился и подошел к трупу. Глаза Марии были широко распахнуты и смотрелись кукольно и страшно на бескровном, почти белом лице. Дрожащей рукой Карл закрыл несчастной глаза и вздрогнул, когда подушечки пальцев коснулись ее глазных яблок — на секунду, ему показалось, что те дрогнули под пальцами.

Казалось неправильным оставлять девушку здесь вот так, но что Карл мог сделать? Оттащить ее труп обратно в деревню, где накануне его закидали камнями? Поэтому он сделал единственное, что мог: став рядом с ней на колени, Карл прочел над погибшей молитву, после чего осенил ее тело крестным знамением.

Проговорив последние слова молитвы, Карл вознес глаза к небу. Там, в безмятежной выси, пролетела пара белых птиц, но Карл не мог разобрать, каких именно.

«Господи, может, ты подал мне знак, что душа этой несчастной теперь направляется в Рай? Если он вообще существует», эта крамольная, пугающая мысль обожгла нутро священника, заставила поежиться.

Покончив с отпеванием Марии, Карл поднялся на ноги и с отвращением посмотрел в сторону часовни. «Ты обязан проверить», напомнил он себе. «Ты священник Ватикана, а не шут в рясе. Тебя не должна пугать смерть, ибо она естественна, и тебя не должны пугать демоны, ибо в том, ком живет вера, нет места страху».

С каждым шагом, приближающим его к часовне, ноги Карла деревенели, наливались свинцовой тяжестью. Тело словно начало жить само по себе и отчаянно старалось увести хозяина подальше от опасности. Карл нащупал голубка в кармане и почувствовал, как ледяные пальцы на руках начали согреваться.

Пригнувшись, он вошел в темную пасть часовни.

Марко был там, на полу, в паре шагов от входа. Круглые от ужаса и боли глаза мертвым взглядом сверлили деревянный потолок, сквозь который пробивались случайные солнечные лучи. Падая на белое лицо ребенка, они делали его похожим на ангела, подобного тем, которых рисовали на картинках и фресках.

Карл с трудом отвел взгляд от лица мальчика. Одна рука ребенка лежала на груди, в попытке прикрыть страшную, рваную рану. «Такую можно получить, только разрывая плоть собственными пальцами», подумалось мужчине. Снова ощутив накатывающую дурноту, Карл прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Справившись с собой, он снова взглянул на труп.

Вот оно, то, о чем говорил Марко. Правая рука ребенка сжимала что-то бесформенное и некогда алое — а теперь, сухое, покрытое бурыми разводами. Нож валялся рядом, и на нем были такие же бурые пятна.

И Карл сломался.

Он выбежал из часовни, и слезы лились по его щекам. Его снова вырвало, и он чуть не задохнулся собственной рвотой, потому что горло сдавливал истерический плач. Когда Карл смог выпрямится, он поднял блестящее от слез лицо к небу и закричал:

— Как ты допускаешь такое?!

Где-то неподалеку хриплым карканьем ответил ворон. Небо же осталось безмолвным.

Карл упал на колени и ударил кулаками по земле, обдирая кожу на руках. И еще раз. И еще. Из ссадин потекла кровь, но священник не остановился.

— Где твоя Божья благодать и справедливость?

Новый крик вспугнул птиц с куста, растущего у изгороди, и они шумной стайкой взвились вверх. Трясущимися окровавленными руками Карл нащупал своего голубка и достал его из-за пазухи, поднес к глазам.

Кое-где краска облупилась, и некогда белая фигурка теперь была покрыта кровью и грязью. Карл замахнулся, чтобы разбить глупую птицу о камень, разбить не только ее, но и свою веру в то, что в мире правит добро, которое сеет Господь, потому что иначе все погрязли бы во тьме и хаосе…

Но он не смог. Вместо этого, Карл Марино снова заплакал, теперь уже тихо, совсем по-детски. Прижав голубка к груди, он свернулся калачиком на земле, выплакивая свое горе по погибшим Марии и Марко, по озлобившимся жителям деревни и по тому, какое зло собирается выйти на землю, чтобы устроить здесь ад.

Наконец, слезы перестали литься по его лицу, а внутри перестало так сильно болеть. Карл поднялся, обтер лицо рукавом и спрятал голубка назад, туда, где ему самое место. Подозвав лошадь, он сел в седло, потрепал коня по холке и развернул его в сторону деревни. Ему нужно было кое-что сделать.

* * *

Увидев приближающуюся фигуру на коне, жители деревни высыпали из своих домов и собрались перед изгородью, что кольцом окружала их дома. Вперед снова вышел тот самый мужчина, который плюнул в Карла при их первой встрече. Рядом с ним стали еще несколько плечистых деревенских парней — видно, они были теми, кто бросили первые камни.

— Тебе было мало, святоша? — крикнул главарь, и Карл с удовольствием заметил, что тот пустил петуха.