Грехи и молитвы

А спустя время, Уильям поднялся с колен, в последний раз улыбнулся сыну и, не оглядываясь, пошел прочь от костра, к Дарио. Подойдя к нему, Уильям Эккер кивнул и тихо сказал:

— Спасибо. Он ждет тебя.

И, едва Дарио сделал шаг к костру, сокрушительная сила схватила его и закружила в беспощадном водовороте. Мужчине казалось, что он стремительно падает вниз и одновременно вверх, и он совершенно потерял чувство ориентации — но костер, как ни странно, становился все ближе и ближе, постепенно заполняя своим светом все пространство вокруг. И когда огонь стал нестерпимо ярким, Дарио тряхнуло последний раз, а затем, мир вокруг замер.

Голова нестерпимо кружилась, а глаза резало от яркого света. Моргнув пару раз, Дарио обнаружил себя сидящим у костра, на том самом месте, где он видел Уильяма Эккера. Вокруг шумел ночной лес, от земли тянуло прохладой, а где-то неподалеку тихо фыркали пасущиеся лошади. Тряхнув головой, Дарио перевел взгляд перед собой.

Сидящий напротив Томас широко улыбнулся ему:

— Я скучал, друг мой.

Глава 17. Сад и его смотритель

Карл Марино был в гневе. Охватившее его чувство было настолько сильным, что рука, выводящая письмо во Флоренцию, дрожала, от чего почерк мужчины казался прыгающим и рваным. Но Карлу было все равно. Главным для него было донести до епископа вести о настоящем положении дел в стране и запросить помощь.

«…Доношу до вашего сведения, что эти бедные люди страдают и не видят света среди непроглядной тьмы. Потому склоняю голову и молю: пошлите в деревни клириков на помощь всем, кому она так нужна. Ареццо — не единственный город, где царит зло. Мы слишком долго провели взаперти, не имея представления о настоящем положении дел. И мое сердце разрывается от того, что я увидел. Даже когда мы вырежем червоточину, коей является Ареццо, яблоко уже прогнило насквозь. Мы обязаны спасти наш сад — нашу паству».

Запечатав письмо, Карл передал его деревенскому старосте и велел тотчас отправить письмо в Ватикан. Староста, уважительно глянув на рясу Карла, лишь молча поклонился и отправился исполнять поручение, оставив Карла одного у конюшни, в которой мирно похрапывала пара лошадей.

Карл прибыл в эту деревню на рассвете. Он не спал всю ночь — после всего увиденного в часовне, он не сумел сомкнуть глаз. Потому Карл гнал лошадь всю ночь, словно стремясь убежать от воспоминаний, но всю дорогу он словно чувствовал на себе взгляд мертвых глаз маленького Марко. А изредка, до него долетал еле слышный шепот, зовущий Карла по имени — и он не мог сказать, принадлежал ли этот голос сестре Марко или собственному брату Паоло.

Прибыв в деревню, Карл первым делом попросил перо и бумагу, чтобы отослать письмо в Ватикан. А после того, как с этим было покончено, священник отправился в дом старосты, куда его любезно пригласили отдохнуть.

Жена старосты, немолодая женщина с уставшими серыми глазами, с улыбкой поставила перед ним миску супа и хлеб. Карл с благодарностью принялся за еду, прочтя перед трапезой короткую молитву. Хозяйка села напротив, внимательно изучая гостя.

— Скажите, как далеко до Ареццо? — спросил Карл, дуя на ложку и наблюдая, как от нее поднимается в воздух завиток ароматного пара.

— Пара дней пути, — ломким голосом ответила женщина. Карлу показалось, что вопрос расстроил ее.

— Все в порядке? — священник взял хозяйку дома за руку. Сперва ему показалось, что она отдернет руку, но он ошибся. Женщина сжала его пальцы в немой мольбе.

— Меня зовут Доминика, — тихо сказала она. — А ваше имя, сеньор, я услышала. Вы Карл Марино из Флоренции. Вы прибыли спасти нас?

— А вас нужно спасать? — Карл невольно понизил голос, стараясь не напугать ее. Доминика явно была чем-то взволнована.

— Если это вообще возможно, — она отвела взгляд и начала катать по столу хлебные крошки. — Вы ведь не просто так едете в Ареццо, верно?

— Верно.

— Знаете, тамошние жители утратили веру. Я слыхала от Люсинды, нашей соседки, что из Ареццо по дороге бежал мужчина. Он был голый и весь в крови… И без глаз… Он их вырвал, сеньор, вырвал и держал в руке. И все время, что бежал, он хохотал или что-то выкрикивал. Люсинда жуть как перепугалась. Они с мужем как раз возвращались домой, и этот человек, он пробежал мимо их телеги… А потом…

— Что случилось потом? — Карл мягко накрыл ее руку своей и чуть сжал ее пальцы. Рука женщины была ледяной.

— А потом, — ломким голосом продолжила она, — он обернулся и посмотрел точно в лицо Люсинде — только вместо глаз, у него на лице были черные дыры, из которых текла кровь. И он сказал…

Доминика всхлипнула, и Карл сжал ее ладонь чуть сильнее.

— Он сказал, что лучше уж так, чем то, что их ждет. Что всех нас ждет. А потом он просто остановился как вкопанный и заплакал. Опустился на землю, свернулся, точно малыш в колыбели, и начал качаться — и все это время он плакал, сеньор, не переставая.

— Ваша соседка рассказала вам это? — Карл постарался придать голосу силу, отчаянно боясь пустить петуха.

Женщина молча кивнула, и Карл ощутил, как на его ладонь упали горячие слезы.

— Я могу пойти к ней и поговорить?