Грехи и молитвы

Дарио кивнул, с трудом отводя глаза от ребенка на дороге. Как отцу, это зрелище причиняло ему боль, но Томас был прав: они были не в силах помочь всем и каждому.

— А как мы найдем его? — спросил мужчина, меняя тему. — Вряд ли он ждет с нами встречи. Может, он вообще не покажется, пока мы в городе?

— Покажется, — ответил Томас. — Просто верь мне.

«Скорее уж, мне», прозвучал в его голове голос Астарота.

Все эти дни, демон был подозрительно молчалив. Иногда ночью, пока Дарио мирно спал рядом, Томас обращался к Астароту, но редко получал от него ответ. Казалось, князь Ада готовится к чему-то, о чем известно только ему одному. И, как бы Томас не старался его расспросить, ответом было молчание. Лишь однажды Астарот обратился к нему сам. «Он ждет», кратко произнес он и снова затих. Поэтому Томас так удивился, получив от него ответ на, казалось бы, безобидную реплику.

«Неужели приближение к Ареццо тебя разговорило?», мысленно спросил Томас. «Или все дело в предстоящей встрече с Белиалом?»

«Я бы не хотел с ним встречаться без крайней нужды», недовольно ответил Астарот. «Поверь, мальчик, ты бы тоже этого не хотел, будь ты хоть чуточку умнее. Еще не поздно развернуть коня и направиться в ближайший порт. Наверняка где-то найдется место, куда Белиал не доберется. А я сдержу слово, данное твоему покойному папаше. То-то его душа в аду порадуется.»

«Я помогу этим людям».

«Scemo. Дурак».

— Все хорошо, сеньор? — Дарио обеспокоенно заглянул Томасу в лицо, и священник широко улыбнулся.

— Si. Нет причин тревожиться.

«Che testardo. Какой упрямый».

Так, пробираясь сквозь толпу, Томас и Дарио, наконец, въехали на улицу Ареццо. Копыта лошадей глухо застучали по мостовой, а их глазам открылось пугающее зрелище.

На дверях и ставнях большинства домов алой краской было написано «Будь проклят, Ватикан!», и почти на каждом дереве висели грубо сколоченные самодельные кресты. Кое-где с деревьев свисали куклы и детские игрушки — явная дань памяти детям, чьими душами завладела тьма.

— Они потеряли веру в Церковь, — пробормотал Томас, стараясь не смотреть на затравленные лица в окнах. — И я не могу их винить. Где был Ватикан, когда прямо на их глазах творилось такое зло?

— И никто не говорил им, где еще можно найти веру, — Дарио увел коня чуть в сторону. — Сеньор, мой дом уже близко.

Они поднялись на небольшой холм, где, в отдалении от города, стояла россыпь домов. Дарио не сдержался: ударив коня пятками в бока, он пустил его в быстрый галоп. Томас, присвистнув на своего жеребца, пустился следом.

Во дворе дома суетилась по хозяйству миловидная белокурая женщина, под ногами которой путались двое мальчуганов. Увидев приближающихся всадников, женщина выпрямилась и поднесла ладонь ко лбу, чтобы получше рассмотреть приезжих. Но, как только она узнала мужа, женщина тут же бросилась к нему навстречу. Дети, оставленные без присмотра, громко заплакали, но женщина не оборачивалась, и Томас понял, почему. Из дома вышел высокий крепкий мужчина, который тут же принялся их утешать.

«От него разит Ватиканом», подал голос Астарот.

Но Томас не успел спросить его о том, кем был таинственный незнакомец. Женщина подбежала к ним и ухватилась за поводья коня, а Дарио тотчас соскочил вниз и заключил ее в объятия.

— Доминика, моя Доминика! — восклицал он, осыпая лицо женщины поцелуями. — Как я по тебе скучал! А наши дети?…

Дарио на миг запнулся, заметив, наконец, что его сыновья были в компании незнакомого человека. Доминика, смахивая с лица слезы, тут же затараторила:

— Любовь моя, в нашем доме остановился гость из Ватикана, сеньор Марино! Он прибыл буквально пару дней назад и все это время молился за наше благополучие. Уж не знаю, благодаря ему или нет, но в нашей семье пока все было спокойно. Но мне столько всего нужно тебе рассказать…

Женщина вдруг запнулась и посмотрела на Томаса. Ее глаза расширились, и Томас понял: своим безошибочным женским чутьем она словно разгадала его тайну.

— Вы… — пробормотала она в благоговении и удивлении. — Вы спаситель.

По телу Томаса прокатилась жаркая волна стыда и страха. Доминика глядела на него своими ясными глазами, и в них было столько надежды и веры, что можно было бы осветить весь мир. Но Томас не был уверен, сможет ли оправдать ее доверие.

«Я самозванец», в панике подумал он.

«Успокойся, мальчик», что-то сдавила его голову изнутри, удерживая на месте и не давая разрушительным мыслям выбраться наружу. «Ты там, где должен быть. Я не отрекаюсь от обещания, данного твоему отцу».

Слова Астарота взбодрили Томаса и придали ему недостающую уверенность. Он соскочил на землю, и Доминика тут же подлетела к нему, заключая юношу в крепкие объятия.

“Salvatore, спаситель”, горячо прошептала она ему в ухо, и по спине Томаса пробежали мурашки.

Он бережно отстранил Доминику и взглянул ей в глаза.

— Я сделаю все, что в моих силах, сеньора, — мягко сказал он, целуя ее в лоб. — Но давайте же познакомимся с вашим гостем.

Она кивнула, возвращаясь назад к мужу, а после обернулась и помахала Карлу.

— Сеньор Марино, эгей!