Грехи наших отцов

В следующую секунду Бёрье смотрит на потолочные лампы. Судья подходит откуда-то сбоку. Похоже, он склоняется над Бёрье, потому что публика ревет, как в Колизее. Судья считает, Бёрье видит его мелькающие в воздухе пальцы.

На счет «девять» он встает.

– Можно продолжать? – спрашивает судья.

Бёрье отвечает «да».

В нескольких метрах в стороне готовый наброситься на него Перес. Знатоки в его углу кричат, что пора нападать, нельзя медлить. Но судья делает предупреждающее движение рукой.

– Три шага назад, потом три вперед, – командует он.

Бёрье подчиняется, и судья возобновляет поединок.

Перес преследует Бёрье, как торнадо. Тот оказывается в обороне. Дважды он совершает ошибку, поднеся руки слишком близко к лицу. В результате от ударов Переса страдают кулаки Бёрье. Но он только глубоко вздыхает и продолжает отходить, удерживая «торнадо» на расстоянии. Спасительный удар гонга – и Бёрье снова садится в своем углу.

Он бросается в восьмой раунд, как в надвигающуюся волну. Отходит к канатам и парирует град ударов, изматывая Переса. Тот промахивается левой. Бёрье видит на лице соперника недовольную гримасу и понимает, что тот повредил плечо.

Бёрье идет в атаку. Перес входит в клинч и получает несколько коротких ударов по корпусу, что изматывает его еще больше. Бёрье гонит Переса перед собой. Следующая серия ударов виртуозна. Брови Переса напоминают два расходящихся в разные стороны горных хребта в свете закатного солнца.

До гонга тридцать секунд, и Бёрье видит, как коагулянт стекает в глаз противника. Перес моргает. Он слишком измотан, чтобы держать гард.

Бёрье наносит Пересу левый хук в челюсть. Он врос в пол, словно дерево, корни которого вот-вот взорвут бетонный пол. И молотит, как будто удары идут откуда-то из-под земли. Бьет правой снизу вверх, в солнечное сплетение. Следующий удар в подбородок оказывается решающим. Левая сторона Переса парализована. Он падает; тело скручивается, отскакивая от канатов, прежде чем достичь пола. Публика неистовствует. Судья даже не думает считать и поднимает вверх руку Бёрье.

Парис и его катмен хлопают по его потному телу. Но сердце Бёрье замирает, пока Перес снова не встает на ноги. Боксеры обнимаются.

– Хороший бой, – шепчет Перес в ухо Бёрье. – Биг Бен пускает меня только на те бои, где я точно выиграю. И я люблю титульные матчи. Но это… хороший бой.

Парис хлопает Переса по плечу. Как бы то ни было, Перес ни разу не прибегнул к откровенно грязным приемам, вроде попыток содрать обмотку или ударить противника в пах.

Судья приходит в раздевалку, когда Бёрье на скамейке делают массаж. Беседует с немногими допущенными в святая святых журналистами.

– Он следил за мной, когда лежал на полу, – говорит судья журналистам, а те оживленно записывают. – Одна нога была согнута в колене. Если боксер отключился, он лежит, вытянув обе ноги. Поэтому я знал, что Бёрье Стрём встанет. Я мог бы наплевать на эти лишние несколько секунд, но не хотел поднимать парня, который не готов, физически и психически, продолжать бой.

– Вы, наверное, рады, что судья тогда не остановил матч? – спрашивает Бёрье один из журналистов.

Бёрье смеется и отвечает, что для него самая большая радость в жизни – вскочить с пола и получить лишнюю пару тумаков.

Судьи и журналисты смотрят на Бёрье как на музейный экспонат за стеклом. Потом еще раз поздравляют его с победой и уходят, напоследок щелкая камерами в дверях. Пока Бёрье одевается, Парис разговаривает со своей женой по телефону. Натягивая на скамье носки, Бёрье слышит, как она плачет в трубку.

– Что-то случилось? – спрашивает он Париса, после того как тот дает отбой.

Парис только отмахивается:

– Слезы радости. Я заложил дом, чтобы поставить деньги на тебя. И не надо так на меня смотреть, ты же победил!

* * *

На следующее после матча утро Бёрье совершал легкую пробежку в Народном парке. Тот такой большой, что легко заблудиться, петляя между буками и елями. И никаких кладбищ, ни замков, ни особняков. Парк для народа, в котором так приятно пробежаться. И запах почти как в лесу.

Вокруг парка, в городе, воздух ужасный. Ближе к шее воротник рубашки черный, на улице втягиваешь в нос всякую гадость. В каналах плавают дохлые крысы. От лакокрасочного завода за милю воняет «химией». И не только от него.

Напряженные мышцы постепенно согреваются. Тело требует отдыха после изнурительных тренировок и матча, Бёрье чувствует это.

Он пробегает мимо теннисного корта, где отец – по крайней мере, он выглядит как отец – кричит на сына. Мальчику лет одиннадцать, взгляд устремлен в землю. Бёрье наблюдает сцену с дорожки, идущей параллельно длинной стороне поля.

Лицо отца красное. По ту сторону сетки другой мужчина, тоже кричит и как будто злится на первого. Рядом с ним другой мальчик, ракетка в опущенной руке – как срезанный цветок. Мяч одиноко лежит посреди поля.