Грехи наших отцов

Отныне еда – единственное его спасение. Все последующие годы, когда Тагген будет просыпаться ночами в холодном поту и одиночество будет смыкаться вокруг черным каменный мешком. Потому что Тагген никому ничего не расскажет. Он одинок в своем кошмаре. Тагген всегда старался держаться подальше от полиции, но теперь его бьет озноб при одном виде полицейской машины, припаркованной возле ресторана. И спиртное не помогает, только еда. Тагген поднимается с постели посреди ночи, разрезает батон вдоль на две половины, мажет маслом и съедает. Дюжинами поглощает булочки и пирожные, не говоря о других сладостях, пока не успокоится внутри.

В пятницу вечером в конце июля он гуляет всю ночь. В шесть утра возвращается домой, но почему-то оказывается перед домом на Фёрарегатан, где живет Ингер Стрём.

Этот адрес он знает из телефонного справочника и много раз проезжал мимо на мопеде, но впервые решился зайти. Ингер работает в парикмахерской недалеко от дома. Тагген видел ее там с улицы. Дверь в подъезд не заперта. Буквы на табличке двоятся, и Тагген вынужден придерживать один глаз, чтобы прочитать. Она живет на третьем этаже.

Тагген поднимается по лестнице, держась за перила. Видит ее имя на почтовой щели. Он хочет постучать осторожно, но в результате барабанит на весь дом. Она открывает – в ночной сорочке и стеганом голубом халате. Тагген не продумал, что будет говорить. Он не знает, чего хочет.

– Кто ты? – спрашивает Ингер Стрём, но в следующую секунду Тагген видит, что она его узнала.

– Ты… – он говорит громче, чем рассчитывал, – меня… денег… хочешь?

Это звучит, как будто Тагген решил заплатить ей за секс. Но он здесь не за этим.

– Ты… – запинается Тагген. – Твой бывший муж… я… его…

Он изображает пальцами пистолет, показывает куда-то мимо нее. Но она ничего не понимает. Или понимает все.

– Кто ты? – громче спрашивает Ингер Стрём. Она уже перебудила половину соседей своими криками в это субботнее утро. – Исчезни, или я вызову полицию!

Ингер Стрём толкает Таггена в грудь, так что он отшатывается назад.

– Исчезни! – вопит она. – Исчезни и попробуй только появиться здесь еще раз, грязный засранец!

Тагген плохо соображает, но ее визг молнией пробивается до его замутненного сознания. Шатаясь, он спускается по лестнице и выходит на улицу. В соседней квартире открывается окно, и мужчина смотрит, как Тагген, сунув руки в карманы, поворачивает в сторону Ялмар-Лундбомсвеген. Тихое летнее утро, на улицах нет машин, зато птицы заливаются вовсю. Тагген ничего этого не замечает. Он голоден. Хочет сосиску с картофелем фри. И печенье «Мария» с маслом. Бутерброд с сыром и икорную пасту.

В один из августовских вечеров в клубе объявляется Бёрье Стрём. Не такой уж он и маленький, каким Тагген его себе представлял. Ниркин-Юсси и Сису-Сикке сразу берут его под свое крыло. Когда они с Бёрье спаррингуют, Тагген молотит от души. Бёрье хорош, но ему не хватает напора. Когда появляется и напор, Тагген оставляет его в покое.

Деньги по-прежнему лежат под большим камнем. Тагген так и не вернулся на это место и все так же часто думает об Ингер Стрём. Все остальное – как дурной повторяющийся сон. Иногда до отвращения реальный, вроде того, как он стоит в спальне отца со Свеном-Эриком Стольнаке и Бёрье Стрёмом и не знает, что отец им скажет.

Но по большей части это сны, и только. Как будто ничего не было.

* * *

– Ну вот вам и отличная погода, – Кристер вышел из машины.

– Не погода, а снюс. – Бёрье Стрём прищурился на реку.

Ребекка вышла из машины и огляделась. На этом самом месте зимой работает знаменитый Ледяной отель в Юккасярви. Мимо прошла группа туристов – похоже, японцы. Они оживленно разговаривали друг с другом; наверное, были в мастерской, вырезали фигурки из льда. Летом здесь все какое-то сонное, как будто сама земля набирается сил после туристического сезона.

Голубая Турнеэльвен – река ее детства. Несколькими милями вверх по течению – дом Ребекки. Солнце играет на воде, легкий ветерок отгоняет комаров. На другом берегу – Пойккиярви, где похоронен Винни со своим папой. И Томми.

«Всё в порядке, – успокоила себя Ребекка и отвела взгляд от другого берега. – Хорошо, когда на земле есть место, с которым так тесно связана моя жизнь. Ничего невозможно забыть. Но даже если что и забудется, река не исчезнет».

Рагнхильд отнесла поклажу в резиновую лодку. Повеселевшая, подошла к машине и выпустила Виллу.

– Не думаю, что она убежит, – сказала Рагнхильд. – Вилла теперь одна из нас.

Собаки в машине Ребекки тут же принялись лаять и рычать.

– Пусть поздороваются с Виллой, – решила Ребекка и выпустила Тинтин, Роя, Беллу и Снурриса.

Некоторое время все внимание двуногих занимал ритуал собачьего знакомства, в котором были и беззаботные щенячьи заигрывания, и оскаленные клыки. Пока, спустя некоторое время, не прояснилось, кто есть кто в новой стае.

– Ну а ты, как всегда, самый маленький. – Ребекка потрепала Снурриса за ушами.

– Все будет хорошо, – успокоил Рагнхильд Сиввинг. – Белла за вожака.

– Даже не сомневаюсь, – ответила Рагнхильд. – Вилле не повредит немного собачьего общения.