Грехи отцов наших и другие рассказы

– Даже если мы еще нуждаемся кое в чем с Земли, то можем за это заплатить. Черт, дайте нам несколько лет, и наши шахтеры вытеснят их из Пояса, – разглагольствовал Тори, отступая от последнего утверждения только ради того, чтобы выдвинуть новое, столь же невероятное. – Я же не говорю, что надо полностью разорвать дипломатические отношения.

– Нет, – кивнул Малик, – но клонишь к тому, что нам следует объявить о своей политической независимости.

– Забегая вперед – так и есть, – признал Тори. – Потому что расстояние измеряется временем.

– А связность мысли – пивом, – вставила Вольтер, в точности копируя интонацию Тори.

Новенькая улыбнулась.

– Предположим даже, что нам нечего терять, кроме своих цепей, – сказал Малик, – но стоит ли возиться? Де-факто, у нас и так есть собственное правительство. Подчеркивая это, мы только замутим воду.

– А ты думаешь, Земля ничего не замечает? – спросил Тори. – Думаешь, ребятки в лабораториях на Луне и в Сан-Пауло не говорят, поглядывая в небо: «Вон та красная точечка пинает нас в задницу»? Они ревнивы и завистливы – и не зря. Я только об этом и говорю. Если мы сделаем что-то по-своему, у нас будут месяцы форы до их первой реакции. Англия потеряла американские колонии, потому что управлять с шестидесятидневной задержкой невозможно. Тем более – со стадвадцатидневной.

– Ну, – сухо напомнила Вольтер, – были еще французы.

– И очень хорошо, что потеряла, – словно не услышав ее, продолжал Тори, – потому что кто вставил свое слово, когда наци застучали в ворота Англии? Разве я не прав?

– Гм, – подал голос Соломон. – Вообще-то нет. Ты зашел совсем не с той стороны. На самом деле мы – Германия.

Как только он заговорил, взгляд новенькой обратился к нему. Соломон почувствовал, как перехватило горло, и поспешно отхлебнул пива. Теперь голос будет срываться, словно ему снова четырнадцать. Вольтер поставила локти на стол, обхватила щеки смуглыми ладонями и подняла брови, всем видом требуя: «Докажи!»

– Ладно. – Малик сразу забыл о разногласиях с Тори. – Беру наживку. Чем это мы похожи на палачей-фашистов?

– Тем, как будем драться, – ответил Соломон. – У Германии была самая передовая наука – как и у нас. И лучшая техника. Ракеты. Ни у кого не было ракет, а у них да. Один нацистский танк мог подавить пять танков союзников. Просто они оказались лучше. По конструкции, по исполнению. Немцы ценили науку и ученых, поэтому были тонкими и умными.

– Если не считать расизма и геноцида, – вставил Джулио.

– Да, если не считать, – согласился Соломон. – Только они проиграли. У них было техническое превосходство, совсем как у нас. Но они проиграли.

– Потому что были безумными психопатами, – сказал Джулио.

– Нет, – покачал головой Соломон. – То есть были, но история знает фашистов и психопатов, которые побеждали в войнах. Они проиграли потому, что, хотя танки у них были лучше, на каждый танк, выпущенный Германией, Америка выпускала десять. У нее была громадная индустриальная база, а что конструкцией они уступали – кому какое дело? У Земли тоже есть развитая промышленность. И люди. Пусть, чтобы добраться сюда, у них уйдут месяцы или даже годы, но, когда они доберутся, мы не сможем совладать с такими полчищами. Передовая техника – это замечательно, но пока мы строим свои лучшие образцы из сырья, доставленного раньше. Чтобы перебить демографическое преимущество Земли, нам нужна новая парадигма.

– Объявляю «новую парадигму» девизом этого вечера, – подняла руку Вольтер.

– Поддерживаю, – согласился Джулио.

Соломон почувствовал, как жар ползет от шеи к щекам.

– Все согласны?

Ей ответил дружный хор.

– Решено, – провозгласила Вольтер. – Кто-нибудь, поставьте этому человеку еще пива.