Грехи отцов наших и другие рассказы

Широко известная картинка изображала, как переплетаются корни земной яблони и аборигенного дерева Оберона, не воспринимающие друг друга, питаясь одной и той же почвой. Такое взаимное равнодушие позволяло вести фермерское хозяйство под открытым небом. Загрязнение местными организмами грозило разве что легким метеоризмом. И поскольку Оберон оказался на порядок более пригоден для обитания, чем другие новые миры, его стали развивать. Развившись, он приобрел влияние. Влияние принесло ему богатство. А с богатством пришла коррупция.

Решать эту проблему теперь предстояло Бирьяру Риттенеру.

На ладоннике появилось женское лицо. Выступающий подбородок, тугие кудри седых волос и высокий лоб… Бирьяр побарабанил пальцами по бедру. Он должен был ее знать. Лошадиная физиономия. Лошадь… по-французски…

– Мишель Шеваль, – сообразил он. – Президент профсоюза сельскохозяйственной и пищевой промышленности.

Теперь ладонник выдал ему лицо молодого мужчины. Приятное, нейтральное лицо с родинкой в уголке губ связалось у Бирьяра с образом кролика из детской книжки. Такой образ он и выстроил – кролик-баскетболист. Он сознавал, что образ подходящий, но вот откуда к нему тянется ниточка?..

Черт!

Он переключился на досье молодого человека. Имя – Августин Болчек. Заместитель министра транспортной безопасности планеты. Мона наклонилась над креслом, пристроила подбородок Бирьяру на плечо.

– Это кто? – спросила она.

Он уловил запах миндаля в дыхании жены и ощутил движение ее жующей челюсти. Он и на третьем году брака по-прежнему любил, как пахнет вблизи ее кожа.

– Кролик-баскетболист, – объяснил он. – Родинка – как кроличьи усики. Болчек – отсюда «бол». И еще в баскетболе важны передачи мяча, а он занимается транспортировками по планете.

Она вздохнула – значит, задумалась. Протянула тонкий изящный пальчик к родинке замминистра Болчека.

– Видно, у парня, у которого он брал за щеку, мошонка была перемазана в гудроне.

Бирьяр закашлялся – как бы рассмеялся.

– Щека напомнит о «чек» в «Бол-чек», – объяснила она. – А гудрон – о дорожной сети.

– Господи боже! У вас всегда такие грязные мысли, доктор Риттенер? Как я буду пожимать руку мужчине, вообразив его в сексуальной сцене?

– Если не нравится, сотри из памяти и вернись к картинке кролика, – посоветовала она.

– Боюсь, теперь уже не сумею.

Она постучала себя пальчиком по лбу и усмехнулась.

– О чем и речь. Это лучше работает, когда вовлекаешься в процесс.

И она чмокнула его в ухо.

Бирьяр должен был уложить в памяти двести восемнадцать человек и пятьдесят три организации. Мнемоническая карта лучше любой настоящей помогала освоить территории, принадлежавшие ему как первому лаконскому губернатору Оберона.

Он не удивился, узнав, что Дуарте выбрал его. Он стал трудиться на империю, едва возраст позволил поступить на государственную службу, непрерывно совершенствовался в ходе работы, всеми силами старался выделиться среди коллег. Он защитил диссертацию по юношеским философским трудам верховного консула Дуарте в связи с его величайшим в истории человечества стратегическим замыслом. Он целился не конкретно на Оберон, а на любой значимый для империи пост. «Медина», или Бара Гаон, или Сол, какой-нибудь пост в кабинете верховного консула или преподавание в Лаконском университете – любой вариант оправдал бы его надежды.

Он знал, что причина, приведшая его в тесную каюту военного корабля на пути к губернаторству, – в Моне. Круглое личико и большие темные глаза делали жену моложе ее лет и придавали ей нечто мальчишеское, однако она была лучшим почвоведом в своем поколении. Если он в диссертации признавался в любви к самому могущественному человеку империи, то она разрабатывала пути согласования тысячи различных биосфер – широкого распространения того, что однажды волей случая возникло на Обероне.

Мона еще ни шагу не ступила под солнцем Оберона, еще не дышала его воздухом, а уже понимала, как богата его земля и какие в ней кроются возможности. Она займет вакансию в агрикультурном концерне «Кси-Тамьян» в столичном городе Баррадан, где будет располагаться и резиденция губернатора. Их трудовые досье и компетенции словно нарочно созданы для этого поста. Оставалось надеяться, что население Оберона это тоже сознает.

Он переключился на новую картинку. Женщина с жестким лицом и темно-карими глазами. Для нее не пришлось изобретать мнемонических подпорок. Сайет Клингер – представитель Ассоциации миров на Обероне и единственная среди подданных Бирьяра, с кем он встречался вживую. Он движением пальца вызвал следующее изображение, но экран самопроизвольно переключился на строку расписания. Выдохнув сквозь зубы, Бирьяр встал с амортизирующего кресла. Мона забросила в рот новое зернышко миндаля и проводила его взглядом до двери каюты.

– Вернусь, – сказал он. Она молча кивнула.