Грехи отцов наших

— Сейчас трудно припомнить точно, когда это случилось, но Венди тогда было лет восемь-девять. В тот день она по обыкновению забралась ко мне на колени, и мы стали обниматься, тискаться, целоваться. Ничего особенного, все как всегда, но… она так ерзала, что…

Он на минуту замолк, а я с нетерпением ждал продолжения.

— Понимаете, у меня на руках сидит милейшее существо, целует меня в щеки и губы и все время елозит на моих коленях, чтобы удобнее устроиться. Ну, я и…

— Не стесняйтесь, мистер Хэннифорд, — подбодрил его я.

— Я почувствовал возбуждение, понимаете, физическое возбуждение!

— Это вполне может случиться.

— Разве? — Лицо его закаменело, глаза подернулись влагой. — Все это было так омерзительно, что я себя буквально возненавидел и даже вспоминать о случившемся не мог без содрогания. Я же любил девочку как собственное дитя, никогда и в самом страшном сне не мог себе представить, что…

— Я не эксперт в данной области, мистер Хэннифорд, но, по-моему, это обычная вещь, просто физиологическая реакция. У некоторых возникает эрекция даже от езды в автобусе.

— Нет, это было совсем другое чувство.

— Возможно, спорить не берусь.

— Уж поверьте мне на слово, Скаддер. Я ужаснулся тому, что со мной творилось, а когда представил, к чему все это могло привести, в тот же день принял окончательное решение. — Он опустил глаза и вновь принялся рассматривать сцепленные на столе пальцы. — Я отстранился от Венди, свел к минимуму наше общение и, уж естественно, положил конец поцелуям и тисканьям на диване. В общем, сделал все, чтобы подобное больше никогда не повторилось.

Собравшись с силами, Хэннифорд вперил в меня тяжелый взгляд:

— Ведь вы это подозревали, Скаддер?

— Да, ошибся я в немногом. Мне представлялось, что вы зашли дальше.

— Хорошего же вы обо мне мнения! Я же не животное!

— Знали бы вы, что подчас творят люди, не говорили бы так. Ну, хорошо, так что случилось, когда вы в последний раз виделись с Венди?

— Я никому в жизни об этом не говорил, почему же должен раскрывать душу перед вами?

— Вас никто не заставляет раскрывать душу, мистер Хэннифорд, вам это нужно самому.

— Может быть, вы правы. — Он тяжело вздохнул. — Венди тогда приехала на каникулы из своего колледжа. Все было как всегда, но я чувствовал, что в ней самой что-то изменилось. После вашего рассказа я могу предположить, что к тому времени она уже начала встречаться со своими преподавателями.

— Да, так оно и было.

— Однажды она вернулась домой очень поздно. Вечером сказала, что идет на какую-то вечеринку, и исчезла на несколько часов. — Вспоминая события той ночи, он прикрыл глаза, потом глухо продолжил: — Когда она пришла, я еще не спал. Мне и в голову не приходило специально поджидать ее возвращения, просто я купил интересную книгу и намеревался ее почитать на сон грядущий. Когда она появилась на пороге кабинета, было два часа ночи. Венди была пьяна. Не то чтобы валилась с ног, но выпила, видимо, порядочно.

Такой… я ее еще никогда не видел, но то, что последовало дальше, совершенно выбило меня из колеи. Она сделала мне… недвусмысленное предложение.

— Какое?

— Ну, предложила отправиться в ее спальню и заняться любовью. Она говорила непристойности, цеплялась за меня.

— И что же вы?

— Залепил ей пощечину, разумеется.

— Понятно.

— Я сказал ей, что она пьяна. Велел немедленно подняться к себе и лечь в постель. По-моему, пощечина ее отрезвила, ибо на ее лицо вдруг набежала какая-то тень, она повернулась и без единого слова вышла из кабинета. Потом послышались шаги по лестнице. Признаюсь, я совершенно не знал, что делать. Первой мыслью было подняться вслед за ней, успокоить, сказать, что все в порядке, что я не сержусь и что нам просто следует забыть об этом недоразумении, но ничего этого так и не сделал. Просидел в кабинете еще часа два, тупо уставившись в книгу. — Он снова посмотрел на меня. — А утром мы встретились за завтраком и дружно сделали вид, будто ничего и не было.

Я допил виски. После его рассказа все недостающие ячейки были заполнены.

— С тех пор я все время мучаюсь. Я ведь не поднялся к ней в спальню потому, что она вела себя омерзительно. Мне было противно. Но… скажу как на духу — я опять почувствовал необычайное возбуждение.

Я понимающе кивнул.

— Самое страшное, Скаддер, — это то, что в ту минуту я за себя не отвечал. И если бы поднялся вслед за ней…

— Ничего бы не случилось, — закончил я.

— Откуда вы знаете?

— В каждом человеке есть темная сторона, но с катушек срываются лишь те, кто не дает себе в этом отчета. Вы же чувствовали свою ответственность, понимали, что может случиться непоправимое, а значит, владели ситуацией.

— Да, возможно…

В последний раз хорошенько все обдумав, я проговорил: