Культ защитников Фермопил привел к тому, что в Лакедемоне саму битву стали воспринимать как победу: «Лакедемоняне до битвы при Левктрах не потерпели ни одного поражения, так что они не допускали, что могут быть побеждены в пешем строю: они говорили, что и Леонид <при Фермопилах> победил, но что ему не хватило сотоварищей для окончательного уничтожения мидян
» (Paus. I, 13, 5). Примерно в таком же духе высказался Исократ: «Спартанцы погибли в неравном бою; сказать, что их победили, было бы кощунством, ибо никто из них не опозорил себя бегством» (IV, 92). Павсаний вообще ставил сражение за Фермопилы в один ряд с победой при Саламине: «После Мильтиада Леонид, сын Анаксандрида, и Фемистокл, сын Неокла, отразили от Эллады Ксеркса – Фемистокл в результате двух морских сражений, а Леонид – битвой при Фермопилах» (VIII, 52, 2). По большому счету, именно спартанского царя Павсаний считает величайшим героем Греции: «Много было войн и у греков и у варваров между собою, но легко перечислить те, которым доблесть одного человека дала величайшую славу; так, Ахилл прославил войну под Илионом, а Мильтиад – Марафонский бой. Но мне кажется, что подвиг выполненного Леонидом долга превзошел все подвиги и до и после этого времени. Тому самому Ксерксу, который из всех царей, бывших у мидян, а впоследствии и у персов, задавался самыми честолюбивыми планами и совершил блестящие деяния, Леонид с горстью людей, которых он привел с собой к Фермопилам, так (твердо) стал на пути, что Ксеркс вообще никогда не увидал бы Эллады и не сжег бы города афинян, если бы трахинец не провел по непроходимой тропе, идущей через гору Эту, Гидарна с войском и не дал бы ему возможности окружить эллинов. Лишь после того, как таким образом погиб Леонид, варвары смогли проникнуть в Элладу» (III, 4, 7). Со временем подобная точка зрения появилась и в Афинах. Оратор Лисий в «Надгробном слове в честь афинян, павших при защите Коринфа», упомянув о битвах при Артемисии и Фермопилах, обратил внимание на следующий факт: «Произошло сражение в одно и то же время: афиняне победили на море, а спартанцы – не вследствие недостатка в мужестве, но потому, что они обманулись относительно числа как защитников, так и тех, с кем им предстояло сражаться, были истреблены, не побежденные противниками, но павши там, где были поставлены сражаться» (II, 31). О подвиге Леонида знала вся Эллада, и недаром имя легендарного царя Спарты дошло до наших дней.Геродот поведал о спартанцах, уцелевших в битве. Один из них, по имени Пантит, был послан гонцом в Фессалию, не поспел к последнему сражению и был вынужден вернуться в Лакедемон. Однако в Спарте его посчитали трусом и подвергли бесчестью – никто с ним не разговаривал и не давал огня. В итоге Пантит повесился. Эврит и Аристодем также не участвовали в последней битве, они лежали в Альпенах больные. Но когда Эврит узнал о том, что персы спустились с гор и зашли к эллинам в тыл, то облачился в доспехи и велел илоту вести себя на место сражения. Храбрый спартанец погиб в рукопашной, а Аристодем, наоборот, вернулся в Спарту. Как и Пантита, его подвергли бесчестью и даже стали называть Аристодем Трус.