Грэм Мастертон. Рассказы

— И ещё кое-что… Та тварь, что её изувечила… Кажется, она идёт за нами следом.

Рыбак положил руку Мартину на плечо и кивнул.

— Мой юный друг, мы обо всем позаботимся.

* * *

И вот в сиреневатых сумерках раннего лета они вышли на берег и, подпалив кровать Леоноры вместе с одеялами, простынёй и всем прочим, столкнули её на воду, будто погребальную ладью Артуровских времён. Огненные драконьи языки лизали небо, в воздухе кружил пепел сгоревшего одеяла.

Леонора, с забинтованными ногами стоя возле Мартина, держала его за руку, а когда подошло время прощаться, расцеловала со слезами на глазах.

— Запомни навсегда, — благодарно сжал ему руку рыбак, — то, что могло бы случиться, столь же важно, как то, что и правда случилось.

Мартин кивнул и побрёл вдоль кромки моря к зарослям клочковатой травы, в которых скрывался путь назад в Коленный изгиб и пещеры. Он обернулся всего раз, но к тому времени стемнело настолько, что было видно лишь пламя метрах в трёхстах от берега — это плыла кровать Леоноры.

* * *

Утром мать Мартина, лихорадочно сорвав с постели сына одеяла и простыню, обнаружила в ногах кровати остывшее тело в красно-белой полосатой пижаме, скованное трупным окоченением. Спасать Мартина было поздно: вызванный врач сказал, что, по всей видимости, тот задохнулся где-то после полуночи и к тому времени, как его нашли, пролежал мёртвым уже семь с лишним часов.

Когда Мартина кремировали, его мать в слезах сказала, что у неё такое чувство, будто он и не жил вовсе.

Но кто бы с этим согласился? Только не рыбак и его семья, которые вернулись в свой воображаемый домик и вознесли молитву за туннельщика, спасшего их дочь. И не полуголая дикарка, что шла через лес, которого никогда не было, и думала о том, кто не побоялся кошмарных тварей. И не тёмная тварь, что выбралась из-подо мха и наконец явилась в мир идей через дымящуюся, почти затонувшую постель, как серая фигура в темноте.

И, в конце концов, даже не сама мать Мартина, когда вернулась в его спальню после похорон, чтобы снять с кровати бельё.

Она сложила одеяла одно за другим и принялась за простыню. Однако, уже вытягивая её край, заметила шесть чёрных полос сбоку матраса. Она недоуменно нахмурилась и обошла постель — глянуть.

Только присмотревшись очень внимательно, она поняла, что перед ней когти.

Настороженно она чуть-чуть потянула простыню на себя. Когти росли из пальцев, а ладони исчезали в щели между простынёй и матрасом.

Шутка, подумала она. Чья-то очень извращённая шутка. Не прошло и недели, как умер Мартин, а кто-то уже бесчувственно затеял ребячьи шалости. Она сильнее рванула простыню и схватила коготь, собираясь его вытащить.

К её ужасу, тот стремительно полоснул ей по руке и рассёк кожу. Затем полоснул ещё и ещё, вспарывая матрас и кромсая бельё. Несчастная закричала и хотела отшатнуться, бросив закапанную кровью простыню, но из края кровати, вихрем закрутив ошмётки изрезанного поролона, что-то поднялось — высокое, серое, с лицом, как у святого, и парой ртов один под другим, густо усеянных акульими зубами. Оно взвивалось все выше и выше, пока не нависло над ней, холодное, как Арктика. Такое холодное, что даже у матери Мартина дыхание превратилось в пар.

— Есть места, куда лучше никогда не соваться, — прошептала тёмная тварь в унисон обоими ртами. — Есть то, о чем лучше не думать. Есть люди, чьё любопытство всегда приносит беды — особенно им самим и тем, кого они любят. Не нужно искать встречи со своими страхами. Они непременно последуют за тобой и настигнут.

На этом тёмная тварь без колебаний ударила когтистой лапой — будто кошка птичку — и рассекла несчастной лицо.

Не успела жертва упасть на ковёр, как тёмная тварь полоснула снова, потом добавила ещё и ещё, разукрашивая всю спальню кровавыми брызгами.

Затем нагнулась, словно отвешивая поклон собственной безжалостной ненасытности, и впилась в плоть обоими ртами. Постепенно тёмная тварь вновь исчезла в зазоре на краю кровати, дюйм за дюймом утаскивая за собой тело жертвы с безвольно болтающимися руками и ногами.

Последней исчезла левая ладонь с обручальным кольцом на пальце.

Не осталось ничего — только окровавленная постель в пустой комнате и какой-то слабый звук: то ли вода капает в пещерах глубоко под землёй, то ли шепчет далёкое море, то ли шелестят ветви в тёмном дремучем лесу.

Перевод: Анастасия Вий

Асфальт

Graham Masterton, «Roadkill», 1997

И вампиру не остановить триумфальное шествие прогресса…

Он спал и видел…

Кровопролитие. Перед ним проносились сцены баталий. Мечи дребезжали, как треснутые церковные колокола, глухие стоны бойцов, от которых волосы вставали дыбом, — все вплеталось в общий грохот. Он вновь видел, как заострённые колья вгоняли в дрожащие тела мужчин, те рыдали, а их поднимали, насаживая глубже и глубже, и они кричали, бились, сплетали руки. Он видел себя, стоящего там и с усмешкой вглядывающегося им в глаза.