Тощая и голая, миссис Гэйлорд взобралась на кровать и пробежалась пальцами по фигуре из простыней. В нарастающей панике, Дженни бросилась через комнату и схватилась за ручку двери, но её, похоже, крепко заклинило. Снова поднялся ветер без ветра, и комнату наполнил агонизирующий стон. Теперь Дженни знала, что это за стон. Это были крики мужчин, навеки пленённых в плесневелых недрах брачного ложа, похороненных в лошадином волосе, пружинах и простынях, удушаемых этой теснотой ради удовольствия мстительной женщины.
Миссис Гэйлорд схватила набухающий член кровати и сжала его в кулаке.
— Видишь? — закричала она. — Видишь, как он силён? Как горд? Мы можем разделить его, я и ты! Иди, раздели его!
Дженни дёргала дверь и молотила по ней, но та отказывалась открыться. В отчаянии она вновь пересекла комнату и попыталась стащить миссис Гэйлорд с кровати.
— Отвали, — хрипела миссис Гэйлорд. — Отвали, сука!
Нечто увесистое на кровати уже разбушевалось. И Дженни почувствовала, как ей врезало нечто тяжёлое и сильное — точно мужская рука. Её нога угодила меж свисающих простыней, и она упала. Поднялся раздирающий уши вой и рёв ярости, весь дом затрепетал и задрожал. Она пыталась встать на ноги, но ей снова врезали, и она ударилась головой о пол.
Миссис Гэйлорд оседлала зловещую белую фигуру на кровати и яростно заскакала на ней, крича во все горло. Дженни смогла опереться о сосновый комод и схватить старую керосиновую лампу, что стояла на нем.
— Питер! — закричала она и метнула лампу в голую спину миссис Гэйлорд.
Она даже не поняла, как керосин вспыхнул. Весь номер для новобрачных, похоже, был заряжен странным электричеством, и в нем словно возникла искра или разряд сверхъестественной силы. Как бы то ни было, лампа ударила миссис Гэйлорд в висок и рассыпалась на части, а потом раздалось мягкое «уф» и миссис Гэйлорд вместе с белой фигурой на кровати мгновенно охватило пламя.
Миссис Гэйлорд закричала. Она повернулась к Дженни и уставилась на неё. Волосы женщины пылали, завиваясь побуревшими прядями. Пламя танцевало на её лице, плечах и груди, кожа коробилась, как сгорающий журнал.
Но страшнее всего была сама кровать. Пылающие простыни извивались, сбивались и бурлили, из глубин кровати раздался агонизирующей рёв, похожий на хор демонов. В нем был голос каждого мужчины, заживо похороненного в кровати, а огонь поглощал материал, дававший духам плоть. Это было жутко, хаотично, непереносимо, и самым жутким было то, что Дженни могла различить голос Питера — он выл и стонал от боли.
Дом догорал всю ночь, до холодной бледной зари. К середине утра все более-менее закончилось, и местные пожарные проходили по обуглившимся балкам и обломкам, поливая водой тлеющую мебель и рухнувшие лестницы. Посмотреть на пожар пришло человек двадцать-тридцать, а группа из Си-Би-Эс записывала краткий телерепортаж. Давний житель Шермана, с седой бородой и в мешковатых штанах, рассказывал журналистам, что всегда считал, будто в этом доме водятся призраки и его лучше сжечь.
Лишь когда убрали рухнувший потолок главной спальни, обнаружились обугленные останки семнадцати мужчин и одной женщины, съёжившихся от жуткого жара, будто обезьянки.
Там была ещё одна женщина, но она уже находилась на заднем сиденье такси и ехала на железнодорожную станцию, туго завернувшись в пальто, а рядом с ней лежал спасённый в пожаре чемодан. Её глаза, когда она проезжала буро-жёлтые деревья, оставались тусклыми, как камни.
Монстр Спешки
Под небом цвета ржавой меди по тропинке вдоль реки бежал Кевин, и школьный ранец шлёпал по спине его габардинового пальто — шлёп-шлёп. Первые капли дождя с угрожающим шелестом исчезали в траве, оставляя на водной глади словно циркулем нарисованные круги.
Но бежал Кевин не от дождя. Он бежал от Монстра Спешки, который шёл за ним след в след. Мальчику казалось, будто он слышит эхо кастаньет-когтей монстра, который, тёмный и бесформенный, нёсся по переулкам, по узким лестницам и вдоль грязной прибрежной тропки.
Прямо у него за спиной, едва за гранью поля зрения… за пекарней, за кустами.
Спешит догнать, не думая ни о чем, кроме крови.
Кевин уже задыхался, но он знал, что будет, если сбавить шаг. Монстр Спешки схватит его, вонзит зубы в его тело и начнёт свирепо трепать его из стороны в сторону, как Орландо треплет пойманных мышей. Потом крик — и брызнет кровь; мышцы разорвутся, кишки повиснут верёвками; потом хрум-хрум-хрум и бульк — проглотил.
Оглянуться Кевин не смел. Он задержался на детской площадке больше чем на пять минут, потому что заигрался в сигаретные карты с Гербертом Торпом. Монстр Спешки уже воспользовался этим временем, и если Кевин хоть на секунду замешкается, чтобы обернуться…