Грэм Мастертон. Рассказы

— Ну, безопасных зеркал не бывает, когда доходит до дела, так ведь? Они как шавки бродячие. Живёт такая годами и вроде ведёт себя смирно, а потом хвать! — какому-нибудь ребятёнку нос оттяпает. Нет, Немезисы никогда зеркало в дом не поставят. Оно и к лучшему. Она же посмотреть в него не успеет, как оно треснет — с такой-то рожей!

Джек попытался выдавить улыбку, но лишь болезненно скривился. Он вошёл в дом через парадный вход и стал подниматься наверх по узкой лестнице, следом за ним шёл Пуни Пуни. В коридоре было очень тихо и пахло перезревшей дыней.

На одной из лестничных площадок было витражное окно, на котором была изображена женщина с завязанными глазами на фоне замка; от замка поднимался чёрный дым, в небе кружили грачи.

— Мистер Погреб-по-немецки, Бог, в которого вы верите, не обязывает вас делать этого.

— Нет, — сказал Джек. — Я делаю это по велению своего сердца. Неужели ты думаешь, что я позволю какому-то специалисту по устранению забрать её у меня? Я же люблю её, Пу. И всегда буду любить. Вечно.

— Вечность — это не ровная дорога, — сказал Пуни Пуни. — Помните: любимый магазин ковров не всегда можно увидеть, не сходя с порога дома.

Они поднялись на нужный этаж. Джек подошёл к двери своей квартиры и достал ключ. Его сердце колотилось, словно ирландский барабан, и он сомневался, что осмелится сделать это. Но на двери висел медный египетский крест — его повесила сюда Жаклин, и он вспомнил, как она поцеловала кончики пальцев, прикоснулась к нему и произнесла: «Символ жизни вечной, которая никогда не прервётся».

Она любила ходить дома обнажённой, иногда лишь надевала шляпу, как Шерлок Холмс. Она любила Холмса и часто называла Джека Ватсоном. Безо всякого предупреждения она могла достать скрипку, сыграть несколько пронзительных нот каджунской мелодии и объявить: «Игра началась!»

Он отпер и широко распахнул дверь. В квартире стояла тишина, только из открытых настежь окон был слышен шум машин. В узкой прихожей находилась вешалка, на которой громоздились два-три десятка шляп: широкополые женские шляпки, мужские котелки, старые бесформенные фетровые шляпы. Пол был завален грязной поношенной обувью: коричневые оксфордские туфли, золотистые балетки, кеды с Че Геварой по триста пятьдесят долларов за пару.

Перешагнув через кучу обуви, Джек прошёл в гостиную. В ней теснились тяжёлые кресла, обитые красной кожей, диванчики, книжные шкафы со стеклянными дверцами, полные книг в кожаных обложках. Над чугунным камином висела цветная гравюра. На ней была изображена обнажённая женщина с пышными формами, которая ехала на велосипеде по живым мышам, давя их шинами. При ближайшем рассмотрении было видно, что седло велосипеда заменили толстым фиолетовым фаллоимитатором с большими яйцами. Название гласило: «Самый приятный способ борьбы с грызунами. Второй способ — порошок “Пестифекс”».

Дверь в спальню была приоткрыта, но войти внутрь он так и не решился. Наконец, Пуни Пуни слегка толкнул его локтем и сказал:

— Ну же, Джек. Придётся это сделать. Нельзя склеить разбитую вазу, не глядя на неё.

— Да, ты прав.

Джек прошагал через гостиную и толкнул дверь в спальню. Сосновая кровать с балдахином осталась незастеленной, цветастый плед валялся поперёк, подушки разбросаны. На другой стороне комнаты между двух окон стоял туалетный столик Жаклин, заставленный флаконами с парфюмом «Дебюсси», косметикой «Сера» и множеством кисточек в белой керамической банке.

В углу на шарнирной подставке стояло овальное зеркало высотой под два метра. Оно было обрамлено тёмным, до блеска отполированным красным деревом, украшенным резными виноградными лозами; наверху было вырезано улыбающееся личико херувима. Джек обогнул кровать и встал перед зеркалом. В отражении он увидел лишь себя, часть одеяла и Пуни Пуни, стоявшего у входа.

Вид у него был ужасный. Волосы всё ещё растрёпаны из-за того, что он стащил через голову фартук, голубая рубашка помята и вся в пятнах, мешковатые джинсы истёрлись на коленях. Под глазами фиолетовые мешки.

Он протянул руку и дотронулся кончиками пальцев до пыльной поверхности зеркала.

— Жаклин, — позвал он. — Жаклин… ты здесь?

— Может быть, произошла путаница, — сказал Пуни Пуни с наигранным оптимизмом. — Может быть, она всего лишь вышла купить помаду.

Но Джек понимал, что никакой ошибки не было. В зеркале он видел лежащий на полу возле кровати шёлковый халатик Жаклин. Но, обернувшись, убедился, что здесь, в реальном мире, никакого халатика нет.

Он наклонился ближе к зеркалу.

— Жаклин! — крикнул он хриплым голосом. — Жаклин, милая, это я, Джек!

— Может быть, она прячется, — предположил Пуни Пуни. — Не хочет, чтобы вы видели, как она страдает.

Но в эту секунду в зеркале появилась Жаклин: медленно, словно во сне, она шла через всю комнату к Джеку. Одежды на ней не было, за исключением туфель на головокружительной шпильке, украшенных чёрными шёлковыми хризантемами, и огромной траурной шляпы со страусиными перьями. На глазах у неё были тёмные очки, в ушах покачивались чёрные серьги, губы она накрасила чёрной помадой.

Джек в отчаянии вцепился в раму зеркала: