Грэм Мастертон. Рассказы

Вскоре, однако, доктор Арколио поднялся по гулкой мраморной лестнице и на цыпочках прошагал к её комнате. Он трижды постучал в дверь, пока не раздался её голос:

— Кто там? Уходите.

— Это Юджин Арколио. Могу я с вами поговорить?

Ответа не было, но после долгой паузы двери распахнулись и остались открытыми. Доктор счёл это за приглашение.

Настороженный, он вошёл. Хелен сидела в кресле у окна. Вуаль по-прежнему оставалась на ней.

— А вы что хотите? — спросила она. Голос был глухой, искажённый.

Он пожал плечами.

— Просто поздравить.

— Поздравить?

— Конечно… вы ведь этого хотели, не так ли? Дом, деньги. Всё.

Хелен повернулась к нему и подняла вуаль. Он не был шокирован. Он знал, чего ожидать. В конце концов, это он сам провёл все операции.

В каждой щеке зияло по вагине. Обе были надутые и влажные, словно сюрреалистическая пародия на постер из журнала «Растлер». Маловразумительный коллаж из плоти, фальшивой красоты и абсолютного кошмара.

Это был последний шаг Хелен в её подчинении — принести в жертву собственную красоту, чтобы Брэдли и его друзья могли вставить ей не только в тело, но и в лицо.

Доктор Арколио умолял её не делать этого, но она угрожала наложить на себя руки, потом — убить его, потом — обещала рассказать, что он с ней уже сделал.

— Это обратимо, — убеждал он себя, скрупулёзно пришивая вагинальные мышцы к её щекам. — Это вполне обратимо.

Хелен подняла взгляд.

— Думаете, я получила, что хотела?

С каждым словом половые губы на щёках слегка шевелились.

Доктору пришлось отвернуться. Смотреть на дело своих рук было превыше его сил.

— Я не получила, что хотела, — сказала она, и слезы заскользили по её щекам, и закапали с розовых… — Я хотела вагины везде, по всему телу, на лице, на

бёдрах, на животе, под руками. Он хотел сексуальный объект, Юджин, и я была бы счастлива быть его сексуальным объектом.

Доктор Арколио сказал:

— Простите. Думаю, это моя ошибка, в той же мере, что и ваша. Хотя, пожалуй, это полностьюмоя ошибка.

В тот день он заехал в свой кабинет над Бруклин-сквер, куда Хелен Эллис пришла на свою первую консультацию. Он долго стоял у окна.

Правильно ли давать людям то, чего они хотят, если их желания извращённые и требуют принесения в жертву самих себя и если это противоречит Божьему замыслу?

Было ли правильно уродовать прекрасную женщину, даже если она жаждала этих уродств?

Как далеко простирается его ответственность? Мясник он или святой? Он приближен к раю или танцует над пропастью, ведущей в ад? Или же он был всего лишь хирургической пародией на Энн Лэндерс [Псевдоним журналистки Рут Кроули, на протяжении нескольких десятилетий ведшей в «Чикаго Сан-таймс» колонку, посвящённую советам по налаживанию семейной жизни — прим. пер.], решая семейные проблемы скальпелем вместо добрых советов?

Он закурил первую сигарету за месяц и уселся за стол в сгущающейся темноте. Потом, когда почти стемнело, его секретарша, Эстер, постучалась и вошла.

— Доктор?

— В чем дело, Эстер? Я занят.

— Мистер Пирс и мистер де Сенца. У них приём на шесть часов.

Доктор Арколио раздавил сигарету и разогнал рукой дым.

— Ох, мать твою. Ну хорошо. Пусть заходят.

Джон Пирс и Филип де Сенца прошли в кабинет и встали перед столом, как два школьника, которых привели в кабинет директора. Джон Пирс, молодой блондин, был одет в бесформенный итальянский костюм с закатанными рукавами. Филип де Сенца — старше, крупнее и темнее — в сливовый свитер ручной вязки и мешковатые коричневые слаксы.

— Как вы? Простите… я был немного занят сегодня.

— О, мы понимаем, — сказал Филип де Сенца. — Мы и сами были заняты.

— Ну и как идут дела? — спросил доктор. — Проблем нет? Не болит?

Джон Пирс смущённо покачал головой. Филип де Сенца нарисовал пальцем круг в воздухе и сказал:

— Превосходно, доктор. На две тысячи процентов превосходно. Охренительно, если позволите так выразиться.

Доктор Арколио встал и прокашлялся.

— Тогда позвольте мне взглянуть. Поставить ширму?

— Ширму? — хихикнул Пирс.

Филип де Сенца отмахнулся.

— Нам не нужна ширма.

Джон Пирс расстегнул ремень, дёрнул ширинку и стянул трусы с пятнами от зубной пасты.

— Не могли бы вы наклониться? — спросил доктор Арколио. Пирс легонько кашлянул и сделал, что просили.

Доктор Арколио разделил его мускулистые ягодицы, и его глазам предстали два багровых ануса, оба крепко сжатые, один над другим. Вокруг верхнего было наложено более девяноста швов, но все они отлично зажили — остались только лёгкие диагональные шрамы.

— Хорошо, — сказал доктор Арколио. — Всё в порядке. Можете одеваться.

Он повернулся к Филипу де Сенце и только приподнял бровь. Де Сенца задрал свитер, сбросил брюки и теперь гордо тряс своим обновлённым агрегатом — тёмным пенисом, рядом с другим пенисом и четырьмя волосатыми яичками по бокам.

— Ничего не беспокоит? — спросил доктор, приподняв оба пениса с профессиональным безразличием и внимательно их оглядывая. Оба начали твердеть.

— Только синхронность. — Филип де Сенца пожал плечами, улыбнувшись своему другу. — Никак не могу научиться кончать одновременно. Пока я кончу, у бедняги Джона уже все болит.

— В общем, удобно?