Гремучий студень

— Видали философа? Царь ему не нужен, ишь! — полковник резко ударил бомбиста ребром правой ладони по кадыку. — Зачем бомбу готовил? В императора бросить? Отвечай, сучья кровь!

Дионисий закашлялся, страшно выпучив глаза.

Сыщик поморщился.

— Однако, методы у вас, Илья Петрович…

— Да что ему мои плюхи-то? Как слону укус комариный, — пробормотал Порох. — Вон, дылда какой.

Следователь все же смутился и, не желая показать этого, достал папиросы. Затянулся, медленно выпустил дым и повторил вопрос уже гораздо спокойнее:

— Зачем бомбу делал?

— Что вы пристали, с этой бомбой? Не умею я их мастырить. Руки не приспособлены, — Ярило разжал кулак, показывая пальцы-сардельки.

— Заврался… Хватит мудрить! — ополчился на него Порох. — На чердаке у тебя нашли пять мешков с желтым порошком. Саперы сказали, что там взрывчатка и ее хватит, чтоб всю улицу разнести.

— Там же не бомба, — буркнул Дионисий. — Там мелинит[25]. Я его хотел в Петербург свезти.

— С какой целью? — это снова тихо, размеренно, по-деловому.

— Медного всадника грохнуть.

— Шта-а-а? — полковник опять повысил голос. — Это который памятник?

— Ну да, — подтвердил гигант. — Очевидно же!

— Очевидно ему! — следователь замахнулся, но вовремя сдержал себя. — Очевидно… Вы что-нибудь понимаете, Родион Романович?

Мармеладов посмотрел на гиганта с интересом.

— Необычная у вас идея. Хотите развалить государство путем уничтожения всех его символов?

— Ну да. Не людей же взрывать. А если снести все памятники, то люди быстро поймут, что не надо им никаких царей, — он покосился на Пороха, не станет ли бить, но тот лишь молча курил. — Ведь как люди заражаются верноподданичеством? Через памятники как раз. Идут по площади отец с маленьким сыном. Видят Петра, Александра или Николая, не суть. Дитё неразумное спрашивает: «Батюшка, кто это?» Отец говорит: «Царь, который раньше был». Сынок продолжает расспросы: «А сейчас царь есть?» Отец ему: «Как не быть? Есть!» Ребенок в третий раз: «Это что же получается, царь всегда будет?» «Всегда, родной». Всегда! С юных лет приучаем детей кланяться не только живому паразиту на троне, но и медным истуканам.

Полковник скрежетнул зубами и отвернулся, чтобы скрыть гримасу на лице. Мармеладов же, наоборот, подошел поближе и сел напротив арестованного.

— Каков же, по-вашему, правильный путь? Чему станете учить своих детей?

— А вы понятливый, — обрадовался Дионисий. — Только детей можно спасти. Тех, кто в прошлом годе народился и еще не успел заразиться всем этим подобострастием. Им нужно растолковать, что власть — это срам, а деньги — зло. Что государство — завсегда враг. Те, что в коронах сидят, не думают о благе людей. О своем лишь благе пекутся. Если прогнать царя да прилипал дворцовых, то люди сами жить будут. Каждый своим умом. Без армии, без полиции. Без денег. И без памятников!

— Ох, загнул! — не выдержал Порох, взорвался. — А если без армии, то кто ж тебя защитит? Полезет вражья орда. Наполеон какой. Их много, а ты один. Подстрелят, как зайца.

— Надо и в Европе все государства отменить, — терпеливо объяснил Дионисий. — Воюют же не люди, а государи, которым хочется больше денег или больше власти. Людям война не нужна. Кому охота кровь проливать?

— Люди, может быть, и не станут воевать. Но останутся жадные мерзавцы, бандиты… Нагрянут они к тебе, чтобы отнять кубышку с червонцами. Как без полиции справишься?

— Он деньги отменит, Илья Петрович. Не будет никаких червонцев-то, — заметил Мармеладов.

— Да как же, без червонцев? А где деньги на борьбу брать? — полковник закурил новую папиросу, выдыхая тонкую струйку дыма в лицо арестованного. — Вот твои соратники, бомбисты, третьего дня ограбили сберкассу. Значит не все, кто ратует за свободу, готовы жить без денег.

— Какие они мне соратники? — насупился Ярило, то ли от возмущения, то ли от раздражающего дыма.

— А такие! — припечатал Порох. — Вы с Бойчуком пойдете по политической статье. На Акатуйский рудник[26].

— Не знаю я никакого Бойчука. Неужели вы не понимаете? Я глубоко презираю либералов и социалистов, славянофилов и западников, первый интернационал и последний крестовый поход. Эти идиоты спорят, что лучше: империя или республика, Россия или Европа, Романовы или Гогенцоллерны. Зачем спорить — сажа или копоть? Всё же черным черно! Нужно разрушить саму идею государства и жить свободно.

— Балда ты. Вымахал под потолок, а в голове звон один, — следователь вдавил окурок в стену. — Допустим на минуту, — только на минуту! — что ты взорвал все памятники. Люди прозрели, государей сбросили. Дальше-то что затеешь?

— Уеду в Плёс и сяду на пригорке стихи сочинять. Я раньше много сочинял. Хотите про мотылька послушать?

Он расправил плечи и пробасил:

— Три проклятья — вот и вся моя жизнь…

— Достаточно! — взревел Порох. — Уведите.

— А я бы дослушал, — в Мармеладове заговорил литературный критик. — В кои-то веки оригинальное начало.

— На колу мочало! — отрезал полковник. — Угодно слушать его бредни, так могу посадить вас в одну камеру. Не верю я, что этот кудлатый черт с Бойчуком связан.