Я передал письмо Элис.
— Очевидно, письмо так и не было отправлено в «Старый колокол», — заметил я, когда она закончила читать.
— Судя по почерку, он уже был сильно болен, когда писал его, — рассудила она. — Должно быть, он вскоре умер, и после похорон письмо затерялось среди его вещей.
Я нахмурился, размышляя над содержанием письма.
— В нем ничто не указывает на связь Джона Партриджа с Монтфортом. Напротив, история матери, умирающей от чахотки, идет вразрез со всем, что нам известно. Сомневаюсь, чтобы миссис Фиггинс, кормилица, которую нанял Монтфорт, поехала бы в Лондон в предсмертном состоянии.
Мысли Элис были сосредоточены на предметах, упомянутых в письме.
— Можно сказать наверняка, что Партридж смастерил шкатулку в форме храма из куска дерева, который был оставлен ему. Шкатулку нашли в руке мертвого Монтфорта. В ней хранилось кольцо, упомянутое в письме. Разве это не доказательство их родственных связей?
Я энергично покачал головой.
— Нет, это лишь свидетельствует о том, что Партридж приезжал к Монтфорту и подарил ему шкатулку, так как считал его своим отцом и думал, что шкатулка будет иметь для него значение. Но на основании этого нельзя утверждать, что Монтфорт действительно был его отцом или что он понимал значение шкатулки и заключенного в ней кольца.
Элис удивленно посмотрела на меня.
— Вы полагаете, шкатулка не представляла для Монтфорта никакой значимости?
— Уверен, что нет.
— Почему же тогда он держат ее в руке в минуту смерти? Я задумался. Наличие шкатулки на месте трагедии и впрямь не имело объяснения.
— Может, Монтфорту случилось взять ее в руки как раз в ту минуту, когда в него выстрелили? — нерешительно предположил я.
Элис склонила голову набок, холодно глядя на меня.
— Маловероятно. А может быть, вы просто не желаете допустить, что отцом вашего друга был столь гнусный тип?
Ее замечание вселяло тревогу. Мне не хотелось признавать, что подобная мысль уже приходила мне в голову.
— Я стараюсь судить беспристрастно.
Элис едва заметно улыбнулась, давая понять, что мои слова ее не убедили.
— Не исключено, что с помощью шкатулки хотели бросить тень на Партриджа. Возможно, убийца знал, что эта вещь сработана им, и специально вложил ее в руку Монтфорта, дабы в убийстве заподозрили Партриджа.
На лице Элис отразилось сомнение, но в ответ она лишь заметила, что мы засиделись у миссис Бантон. У меня стучало в висках оттого, что она упрямо отказывалась понимать логику моих рассуждений. Однако я знал, что, не имея убедительных доводов, отстаивать свою точку зрения бессмысленно. Сердитые друг на друга, мы попрощались с хозяйкой и отправились назад, в Хиндлсхэм.
Ехали мы в напряженном молчании, отчуждение между нами нарастало. Почему она постоянно подвергает сомнению мои суждения, недоумевал я, почему вызвалась сопровождать меня, когда абсолютно ясно, что я ей ненавистен? Мне хотелось коснуться ее щеки, стиснуть ее ладонь, но я инстинктивно сдерживался, прекрасно понимая, что сейчас не время для ухаживаний, что Элис не такая, как Конни, Молли и все остальные, и если я в этот момент посмею притронуться к ней, она обрушит на меня всю силу своей ярости.
С этой мыслью пришло и понимание природы моего смятения. Меня не покидало ощущение, что моя жизнь перестала мне подчиняться, что я утратил контроль над собственным существованием. В связи со смертью Монтфорта и Партриджа мне пришлось узнать массу нелицеприятных истин. Выяснилось, что в судьбе моего друга не так уж много белых пятен, как я полагал, а мой хозяин — вероломный лицемер, о чем я и вовсе не догадывался. Роберт Монтфорт оказался двуличным человеком. Он предал своего отца, вступив в порочную связь с мачехой Элизабет, которая отнюдь не была обманутой скромницей, какой она мне представлялась. Элис демонстрировала завидное непостоянство, была переменчива, как ветер, но меня почему-то влекло к ней, отчего я чувствовал себя одновременно глупцом и рохлей. Словом, мой упорядоченный мир таял, как сосулька, превращаясь в зыбкую муть, в которой все менялось и искажалось. Я хотел вернуться к своему налаженному бытию, хотел, чтобы люди вокруг меня соответствовали моим представлениям о них. Если окажется, что Партридж был совсем не таким, каким я его считал, значит, возможно, и о других людях у меня неверные представления. Кому же тогда верить? Неужели Фоули, мисс Аллен, Конни, миссис Каммингз такие же притворщики, как и все остальные? А Элис?
Глава 18
Мы вернулись на постоялый двор и сели обедать. Наш гостеприимный хозяин Сэмюэл Мортон поставил перед нами по солидной порции «толстяка»[21]
и эль. Поскольку Элис по-прежнему была сердита и замкнута, я завел беседу с ним. Мы перекинулись дежурными фразами по поводу неприветливой погоды и местных достопримечательностей, затем я поинтересовался, не носит ли кто из местных жителей фамилию Фиггинс. По добродушному лицу Мортона скользнула тень, его взгляд стал настороженным.— Надеюсь, вы с ней не приятели?
— Почему вы спрашиваете?