Грендель

– Да вольно же, вольно, – похлопал его по плечу Милица, а Дарий ободряюще подмигнул. – Ты ведь слыхал, что я, значит, затеял тут все цветами облагородить? Чтобы, значит, украсить эстетические чувства личного состава.

– Так точно, господин постмайор, – уже не так напряженно произнес рядовой Лопувас.

– И как ты к этому относишься? Только честно, как договорились!

– Так я всей душой и телом за это, господин постмайор, – расплылся в улыбке долговязый смугляк. – Просто замечательная новость!

– Вот видите, – обернулся Милица к Дарию и Тангейзеру. – Боец, он сердцем чует. Понимает, что такое хорошо, а что, значит, плохо.

– У нас в Мудмурте цветы очень даже уважают, – продолжал улыбаться Лопувас.

– Так ты из тех краев, боец? – одарил его ответной улыбкой комбат. – Первозданные территории, благодатные… Приятно слышать, что и там у населения развито чувство прекрасного. Небось, цветов у вас хватает?

Флоризеец Дарий Силва знал об этом лесном крае, но никогда там не бывал. Мудмурт находился далеко от столицы, на востоке, между горами, кажется, и океаном. Значит, Лопувас, скорее всего, был из коренных, а не из потомков переселенцев.

– Не жалуемся, – охотно ответил техник. – Это же наипервейший компонент для всяких салатов. Да и так их если покрошить да присолить в меру – лучшей закуски и не придумаешь! И в сушеном виде хороши. Тут главное – с началом покоса не промахнуться, а то вкус уже будет не тот. В этом деле, господин постмайор, тонкости надо знать. Хотя и без тонкостей питание отменное получается. У нас даже поговорка есть: «Каждый цветок пойдет на зубок!» Вот… – последнее слово рядовой Лопувас произнес уже не вдохновенным, а каким-то упавшим тоном. Наверное, потому, что заметил, как изменилось выражение лица комбата.

Дарий и Тангейзер стояли за спиной у Милицы и этих трансформаций видеть не могли. Но только слепой не обратил бы внимания на то, как напрягся затылок постмайора и словно окаменели его мясистые чуть оттопыренные уши. Вероятно, Милица уже представил себе, как уроженец Мудмурта под сенью ночи охапками рвет цветы с клумб и рабаток и поглощает их прямо на месте. А то, что не съест сразу, тащит в ангар на засушку, дабы обеспечить себя отменным питанием. И каждую ночь, стараясь не хрустеть, жрет ароматный продукт под одеялом… А если даст попробовать товарищам по взводу технического обеспечения, и тем понравится? А если понравится и взводу управления, и главной массе – личному составу всех трех танковых рот?…

И будут повсюду торчать из земли одни таблички с правильными и полезными надписями…

Но это же получится вопиющее нарушение рациона военнослужащих, в каковой рацион цветы не входят ни в свежем, ни в засушенном виде! Ну нет в нормах суточного довольствия военнослужащих никаких цветов, а они, эти нормы, утверждены, между прочим, приказом Министерства обороны.

Кто-то другой на месте Милицы, вероятнее всего, отказался бы от затеи оцветочивания территории. Но не таков был командир отдельного танкового батальона вооруженных сил Флоризеи!

– Значит, так, бойцы, – сурово сказал он, медленно оборачиваясь вокруг себя, чтобы охватить взором всех присутствующих. – Я знаю – саду цвесть! Но цветы в этом саду будут искусственные!

…Вечером того же дня Дарий и Тангейзер взяли одну из разгонных машин, закрепленных за авторотой, и отправились в близлежащий кабак, чтобы немножко развеяться от батальонных сюров. Кабак «Место встреч» располагался возле окружного шоссе, там, где от шоссе отходила дорога, ведущая к КПП воинской части. Может, в его просторном зале и на самом деле кто-то назначал кому-то свидания, но, в основном, тут отирался в свободное от исполнения служебных обязанностей время личный состав отдельного танкового батальона.

Злоупотреблять, а уж тем более кутить Дарий и Тангейзер не собирались. Взяли по кружке темного пива «Фортица-экстра» с вялеными ухвичками, нарезанными ломтиками, и уселись в уголке малолюдного зала, покивав сослуживцам. Бородатый бармен за стойкой, само собой, протирал разные емкости и поглядывал на экран небольшого унивизора, прикрепленного к стене. А там было на что посмотреть: такие же, как бармен, бородатые мужики с древним холодным оружием в руках метались под сводами мрачного зала, скудно освещенного факелами. При этом они что-то кричали, но бармен выставил минимальный звук, и слов почти не было слышно. Да еще и заместитель командира третьей роты, который сидел неподалеку в компании какого-то штатского, громко разговаривал с кем-то по комму, пощелкивая ногтем по крутобокому фужеру. Уже пустому. Мужики на экране метались не зря – их поочередно хватал и рвал на части страховидный великан, голый и словно покрытый какой-то смазкой. Он жадно заглатывал эти кровавые куски, успевая при этом уворачиваться от мечей, топоров и копий, да еще и строил разные гримасы, которые делали его рожу омерзительной до предела.