Грендель

Хули Гули поежился, словно ему вдруг стало холодно. Элвис Коста завертел головой. Аллатон начал втягивать носом воздух, как недавно это делал Хорригор. Люжная издала тяжелый и безнадежный вздох, словно копируя охи неведомой сущности, которая повадилась истреблять настойку в подвале «Трех пексарей». Хабибрахманов продолжал заниматься расчетами. Макнери прислушивался к тому, как пексаревка взаимодействует с его организмом. А Тумберг что-то там изучал в своем комме. Умелец же по-прежнему не показывался – возможно, он заблудился в винном погребе. Или же потихоньку дегустировал разные вина.

– А это правда, что тут когда-то битва была? – вдруг задал вопрос непонятно кому Элвис Коста.

Все посмотрели на Арису Люжную, и та ответила:

– Какие-то упоминания вроде где-то есть, но фотографий точно никто не делал. Говорят, было что-то… В общем, не знаю.

– Вот! – воскликнул первый помощник капитана. – Тут убитые лежали, понимаете? На этом самом месте! – он топнул ногой. – Наверное, их не погребли как следует или не предали огню – не знаю, какие в этих краях были обычаи. И теперь они бродят здесь, неупокоенные!

– А чего ж раньше не бродили? – спросил Хули Гули.

– Наверное, были какие-то причины, – без заминки нашелся Элвис Коста. – Может, должно было сколько-то там лет пройти.

«И этот туда же! – оторопело подумал капитан Макнери. – Не экипаж, а сборище каких-то… – он даже не смог подобрать определения. – Нужно будет работой их загружать до упора!»

– Умершие уходят в Авалон и больше не выходят оттуда, – заявил Аллатон.

– Только по вашим воззрениям, – не преминул сделать уточнение Хорригор. – Это проблема запутанная, спорная, и с доказательствами туговато. Точнее, ни одно из них нельзя признать абсолютно убедительным. Но если бы неупокоенные и вправду вытворяли подобные фокусы, СМИ рассказывали бы об этом ежедневно, да и мы сами постоянно сталкивались бы с такими непонятками. Я склонен считать, что сейчас мы имеем дело не с каким-то там тонким миром, а с миром вполне обычным. Другой вопрос, что объяснения у нас нет. Но ведь существует множество необъясненных – пока необъясненных! – явлений, и сваливать все на какой-то там тонкий мир… – он помотал головой. – Фактически, это расписываться в собственном неумении… нет, даже не в неумении, а в нежелании докапываться до сути явлений. Вот.

– Растешь, Хор, – одобрительно сказал Аллатон. – Можно, я тебя при случае буду цитировать?

– Не только можно, но и нужно! – ответствовал бывший «темный властелин». – И обязательно с указанием источника.

– Ну что, следаки – любители и профи, – разобрались, кто ходит тут по музыке и кому дело шить? – раздался неподалеку голос Станиса Дасаля.

Груйк, слегка пошатываясь, шел по проходу между рядами бочек, и проход этот был расположен в противоположной стороне от того, куда Умелец удалился. Получалось так, что Дасаль обошел весь винный погреб. На ходу он вытирал рукавом губы, лицо его лучилось от удовольствия, а глазки были веселыми и мутноватыми.

– Есть основания думать, что скоро разберемся, – ответил Шерлок Тумберг, подняв голову от комма.

– А я уже разобрался! – гордо заявил Дасаль и, остановившись у пятачка, извлек из кармана какой-то поблескивающий мелкий предмет. – Вот она, цацка! К сожалению, особой ценности не представляет. И посеял ее здесь тот, кто ханку тырит!

– Да это же моя брошка! – с возмущением воскликнула Ариса Люжная. – А я-то ее обыскалась!

– Вот ты, мать, все тут и замутила! – обличительно наставил на нее палец груйк. – Сама свою ханку сливаешь и толкаешь кому-то!

Тавернщица побагровела от негодования и сделала попытку вырвать у Макнери из рук кувшин, чтобы запустить клеветнику в физиономию, но капитан свое средство дозаправки держал крепко.

– Спокойно, господа! – Тумберг забрал у Дасаля украшение и передал Люжной. – Вот вам информация о буксирах-толкачах, которыми располагает космопорт «Зааха», и которые, как известно, предназначены для перевода крупнотоннажных судов с одной парковочной орбиты на другую. Всего их три единицы, одной серии – «Сизиф». Точнее, два «Сизифа» имеют добавочную букву «эм», что значит – «модернизированный», и такие буксиры стали производить восемь лет назад. А вот третий, то бишь первый – гораздо старше, эти толкачи появились еще в начале нулевых.

– И что, буксир, значит, здесь раздухарился? – с пьяноватым смешком спросил Умелец. – Он на ханке работает? Стоп, я понял! Ханку туда сбывают как топливо!

– Давайте, я все-таки закончу, господин Дасаль, – ровным тоном произнес Тумберг. – И всем все станет ясно.

– Молчу! – загородился ладонями груйк и, покачнувшись, устроился рядом с Хорригором в типичной позе бывшего заключенного: в глубоком приседе, свесив кисти с коленей. Все еще пунцовая тавернщица сверлила его яростным взглядом, но Дасаль этого не замечал, пребывая, судя по всему, в приятной расслабленности.