Грешная и желанная

– «Можете взять ее, если хотите», – передразнила она саму себя. – О, святые небеса, какая же я дура!

Впрочем, пошвырявшись туфлями, она почувствовала себя чуть-чуть лучше.

Протопала к письменному столу, уселась.

Развернула список и прочитала вслух, как заклинание, которое творила прямо тут и сейчас.

Как кто-нибудь сможет ее понять? Увидеть? Полюбить?

Тэнзи обмакнула перо в чернила и написала:

«Пережил утрату или даже две».

Она начинала подозревать, что это имеет значение.

Глава 10

Что-то заставило Йена вынырнуть из сна на поверхность – задыхающегося, как едва не утонувший человек; пробуждение было внезапным и тревожным.

Он лег неподвижно. Легкие жадно вбирали воздух, пока сознание тоже пыталось всплыть на поверхность.

Черт. Побери.

Как и всегда, он дожидался, когда дыхание выровняется, а сердце перестанет колотиться, как заключенный о решетку камеры.

Он сбросил с себя пропитанные потом простыни, позволив благословенному прохладному воздуху овевать обнаженную кожу. Нащупал шрам на животе. Больше всего тот напоминал тропу, ведущую от дома Эверси к «Свинье и свистку», вплоть до того, что на конце немного приподнимался, как невысокий холм, где недавно застрелили маркиза Драйдена. Чейз указал на схожесть с этой дорогой, когда они сравнивали свои шрамы. Йен решил, что сможет по нему, как по карте, вернуться домой, если переберет лишку в пабе.

Если он не растягивался регулярно и достаточно долго, мышцы вокруг шрама сжимались в тугой узел, как завязки на кошельке скряги, и он мог не сомневаться, что его ждут мучения на целый день, а то и больше, и спастись от них можно только крепким спиртным, с уступчивой женщиной и горячей ванной.

Эту рану ему нанесли штыком в день его величайшего триумфа и величайшего же провала.

У него имелись и другие шрамы, но этот единственный напоминал о себе так же, как если бы он был еще одним органом его тела. Сердце качает кровь, легкие обеспечивают дыхание, а шрам никогда не дает ему забыть.

Комната все еще давила на него – она была меньше его собственной, и шторы тут тяжелее, так что Йен заставил себя подняться с кровати и подошел к окну. Распахнул его.

Выглянул.

И на соседнем балконе увидел…

…да будь он проклят, если это не мисс Дэнфорт!

Да как же никто не заметил, что он спит в комнате рядом с ее спальней? Уж наверное герцог должен был позаботиться, чтобы одного из них срочно переместили в противоположный конец дома!

Йен тотчас же решил, что не будет просить поменять ему комнату. Он останется именно тут.

Из открытого окна струился свет, да еще она взяла с собой на балкон лампу.

Пристроив подбородок на кулачки, она со своего удачного места смотрела на земли Эверси, простиравшиеся так далеко, как только мог видеть глаз. Выглядела она мельче, чем обычно, как-то поникнув, словно потерпела неудачу. И впервые Йену пришло в голову, что яркое оживление, которое она всюду приносила с собой, требовало от нее определенных усилий, а не являлось сверхъестественными чарами, полученными ею в обмен на душу, проданную дьяволу.

Тэнзи запрокинула голову, словно изучала небо над головой в поисках, например, какого-нибудь знака из рая. Вполне вероятно, что у нее просто своего рода нервный тик. То же самое она делала и в бальном зале. А может, мисс Дэнфорт всего лишь подвержена носовым кровотечениям.

Тут она снова опустила голову и плечи, руки на мгновение исчезли – она рылась в чем-то, чего он не видел.

Вытащила небольшой мешочек, пристроила его на балконном ограждении.

А затем вынула из мешочка обрывок…

Какого дьявола?..

Не может быть.

Но это именно оно.

Папиросная бумага.

Йен наблюдал, зачарованно, в некотором замешательстве, как она ловко провела по бумаге языком. Затем разгладила на перилах, насыпала на узкую полоску табак. И к его огромному изумлению, скрутила папироску так же искусно, как любой солдат.

Поднесла к носу, закрыла глаза. Плечи ее приподнялись и опустились, когда она сделала глубокий вдох…

Святая Матерь…

Йен вздрогнул, услышав, как кто-то постучался в его дверь. Выругавшись себе под нос, вынырнул из-за шторы. Рывком распахнув дверь, увидел за ней лакея. Тот держал в руках поднос с бренди (точно, он же звонил!) и сложенным листом бумаги.

– Письмо для вас, мистер Эверси.

Йен развернул его с такой скоростью, что едва не порезал бумагой пальцы.

– «Вероятнее всего, на время пребывания в Суссексе я сниму комнаты в “Свинье и свистке”», – прочитал он вслух.

Подписано – ЛК.

Кто, черт побери?..

Леди Карстерс.

Он почти забыл про леди Карстерс. Красавица. Брюнетка. С необычными вкусами.

– Дабольшоеспасибопока.

Он захлопнул дверь прямо перед носом растерявшегося лакея и, держа в руке записку, метнулся к окну и выглянул наружу.

Наверняка ему это приснилось. Но она исчезла, и только ветер сдувал с перил последние крошки табака.