Она прижалась щекой к его груди и слышала под щекой равномерное тук, тук, тук его сердца. До странного драгоценный, интимный звук. И шрам на месте, напоминание о том, что он человек, он уязвим и кто-то едва не убил его.
Подумав это, Тэнзи напряглась и чуть сильнее сжала пальцы, нечаянно вырвав при этом несколько волосков.
– Ой, – негромко ойкнул Йен.
– Прости.
– Закончи то, что не договорила.
– Насколько это хорошо…
– Ты бы пропустила этап хорошо воспитанной наследницы и сразу стала вавилонской блудницей?
– Может и нет. Мне стало известно от надежного источника, что далеко не каждый мужчина хорош в этом деле.
– Многие просто забираются на женщину и этим ограничиваются.
– Какая растрата столь многих дивных частей тела!
Он негромко засмеялся.
Она поцеловала его в грудь. В его красивый торс.
– Это приятно, – пробормотал Йен ободряюще.
Она провела языком по линии, разделяющей ребра, следом провела ладонями, вспомнив, как это делал он и как при этом каждая ее клеточка запылала огнем.
Йен пошевелился и вздохнул, поглаживая ее волосы.
– Это хорошо, – одобрительно пробормотал он. – Не останавливайся.
Она продолжила, перейдя к плоскому животу, поглаживая его изящными пальцами. Неторопливо. Дразня. Наблюдая, как делал он, за тем, как напрягаются его мышцы, как меняется дыхание – чтобы точно знать, как его ублажить.
Погрузила язык в пупок, ощутила соленый пот.
Он дышал все прерывистее. Член пошевелился и слегка подпрыгнул, твердея.
И тогда она прижалась к нему губами и сильно, неторопливо провела по всей его длине языком.
– Иисусе… – и Йен добавил очень грязное ругательство.
Она обвела языком головку и втянула член в ротик. И пососала.
Он застонал, запустил пальцы ей в волосы.
Сознание власти, дарующей возможность доставлять удовольствие ему, снова пробудило в ней желание. Оно казалось бездонным, ненасытным.
– Еще? – поддразнила она.
– И еще, и еще, – приказал он.
Она подчинилась.
Его член становился все толще, когда она проводила по нему губами и языком то быстро, то медленно. Тэнзи наслаждалась, глядя, как беспокойно ерзает Йен, как раздвигаются его бедра, как выгибается ей навстречу его тело, как пальцы стискивают покрывало, как все жестче и прерывистее становится его дыхание. Голова его заметалась, он с трудом сглотнул; наслаждение казалось невыносимым, и оно усиливало ее собственное удовольствие.
– Тэнзи… я хочу, чтобы ты оседлала меня.
Она села на него верхом, распутно перекинув тяжелую массу волос через плечо, и посмотрела на него сверху вниз. Жилы у него на шее напряглись, на груди играли отблески огня, глаза пылали.
Они вместе направили его в нее.
Он сжал ее бедра, помогая приподниматься и опускаться, пока она не уловила ритм. Сначала Тэнзи двигалась, глядя, как темнеют его глаза, слыша, как он хрипло умоляет ее, называя по имени. А потом начала двигаться, доставляя наслаждение себе, но у нее и выбора не было – инстинкт слепо толкал ее вперед.
Они двигались вместе, а потом оба, один за другой, увидели падающие звезды.
Когда небо засветилось жемчужно-серым, Тэнзи поняла, что надо возвращаться в свою комнату, вздохнула и выпуталась из его объятий. Взяла рубашку, надела.
Посидела немного, глядя на Йена – он скрестил руки под головой, волосы его спутались, глаза сделались теплыми и сонными, на губах играла едва заметная улыбка.
И сердце ее подпрыгнуло.
А что, если… что, если она будет просыпаться каждый день своей жизни и видеть это? Неужели это настолько немыслимо? Наверняка ни один мужчина не может остаться бродягой на всю жизнь? Наверняка Йен будет не против тоже так просыпаться?
Но где-то на краю сознания послышался негромкий предостерегающий голос, очень походивший на голос герцога Фальконбриджа. И она промолчала.
Просто улыбнулась ему.
Его улыбка сделалась широкой, очень озорной, и сердце ее сжалось. Она почувствовала, что краснеет, несмотря на то, что уже оделась, несмотря на все восхитительно порочные вещи, которые делала ночью.
Наконец Йен, застонав, сел на край кровати, очень осторожно встал и выпрямился.
– Он довольно сильно стягивается, если утром я не разомнусь, – извиняясь, произнес он и показал на шрам.
Она смотрела, как он выгибается, выбрасывает вверх руки и наклоняется назад, как старается при этом не гримасничать, и почувствовала, что ее мускулы напрягаются вместе с ним.
Стало быть, не бог.
И не язычник, ревом приветствующий наступление утра.
Просто красивый, раненый мужчина.
Глава 24
Тэнзи прижала ладонью шляпку, когда пролетка лорда Стэнхоупа, мчавшаяся с безрассудной скоростью, накренилась на повороте дороги. Он блестяще правил упряжкой, и лошади его были прекрасны – цвета меди и блестели, как новеннькие пенни, и солнце сверкало на их крупах и гривах.
– Вы блестяще правите!
– Прошу прощения?
Невозможно разговаривать, когда так грохочут копыта.
– ВЫ БЛЕСТЯЩЕ ПРАВИТЕ!
– ВАМ НРАВИТСЯ МОЯ ПРОЛЕТКА? – догадался он.
Тэнзи сдалась.
– Да!
Он просиял, уверенный, что они достигли согласия.