Грета за стеной

Первым, кто после Суннивы заметил, что с Гретой сотворилось что-то не то, был Тео Адлер. За то время, что он знал ее, он успел изучить поведение и характер этой необычной девушки достаточно хорошо, чтобы отметить в ней странные метаморфозы. На занятиях она стала более закрытой, еще более молчаливой. Забившись в самый дальний угол аудитории, на лекциях она перестала задавать вопросы, а после окончания пар старалась улизнуть как можно скорее. Одно время невероятно похорошевшая, сейчас Грета словно потухла — перестала прихорашиваться и постоянно грызла ногти. Со всеми его замечаниями она сразу соглашалась, хотя раньше вступала хоть и не в продолжительные, но оживленные споры в попытке отстоять свое право выбирать технику рисования самостоятельно. Стала безынициативной. Ее последние работы сквозили равнодушием, а палитра приобрела мрачные оттенки, будто в них наступила поздняя осень. Поначалу он думал, что сказал что-то неосторожное, чем-то ненароком обидел ее, потому она от него отгородилась, но в разговорах другие преподаватели также отметили, что и на их занятиях студентка Эггер ведет себя не как обычно. Статус не давал Адлеру возможности спросить Грету о личном, но перемены в ней настораживали его, и в душе назревала нужда хоть как-то помочь.

Зимний зачет по живописи Грета откровенно запорола, не предоставив Адлеру вовремя две работы. Проставляя студентам зачеты, он оставил ее дожидаться, пока уйдут остальные, и когда дверь за последним студентом закрылась, тактично поинтересовался, где все остальное. Грета не стала врать, и сказала, что больше ничего нет.

Снег хлопьями лупил по стеклянной крыше аудитории. Адлер и Грета сидели друг напротив друга на высоких табуретах. Под его пытливым взглядом вновь воздвигнутая стена Греты трещала по швам, но девушка напустила на себя скучающий вид.

— Вы меня расстраиваете, — заметил Адлер, озадаченно потирая бородку. Грета только плечами пожала.

— С вами что-то случилось?

— Нет. С чего вы взяли?

— Вы какая-то странная в последнее время. Не находите?

Грета на это не выказала никакой реакции и старалась не смотреть преподавателю в глаза.

— Если у вас что-то случилось, может быть мне дать Вам время закончить эти работы?

— Я их не начинала.

— Почему?

— Времени не было.

— А вы в курсе, что без этого зачета, вас не допустят к сдаче экзаменов?

— Да.

— Вот как? И что мне с вами делать?

Грета снова пожала плечами.

— Грета, у вас точно все в порядке? Может быть, вы хотите что-то рассказать?

— Да что вам всем нужно от меня?! — вскочила Грета с места, заставив Тео испуганно вздрогнуть. — Мать, отец, теперь вы?! Хватит!!

Вспышка гнева оказалась неожиданной для обоих. Устыдившись собственной наглости, Грета поспешила попросить прощения у преподавателя, стыдливо спрятав раскрасневшееся в гневе лицо в ладонях. Адлер понял, что его лучшие побуждения проявить участие не нашли отклика в этой девушке, и вынужденно ретировался. Он закрыл глаза на ее откровенную халтуру и поведение. Проставляя зачет в ведомости, он все же предпринял новую попытку проявить доброжелательность. Он сказал, что ни в коем случае не хотел показаться бестактным, но если все-таки Грете когда-нибудь захочется поговорить, он ее выслушает. Он не хотел обидеть ее или оскорбить навязчивостью, но он видел, как она подавлена, и ему от этого было неспокойно.

Действительно, не отдавая себе в этом отчет, Грета выдавала один тревожный сигнал за другим. Главным из которых было то, что она стала лениться ездить к отцу. Сначала, потому что для этого в общественном транспорте только на дорогу до Ауденхофа приходилось тратить половину дня (услугами такси она не могла пользоваться часто — у нее не осталось никаких карманных денег). А потом ездила к отцу все реже, потому что ее стал раздражать постоянный бубнеж телевизора, под который Маркус обычно засыпал, приходя усталый с работы, надоело прибирать в его доме, готовить, мыть посуду и выкидывать банки из-под пива. Отравлял жизнь прозрачный тюль в ее комнате. Ей вообще все надоело!

В конце января Адлер объявил о факультативе живописи, и Грета записалась в его группу Занятия проходили по выходным в его студии, в южном районе Хоф-ван-Лин, откуда до дома Маркуса Эггера добираться было ужасно неудобно, и Грета сразу нашла причину бывать у отца еще реже. Она опустилась до вранья и заявила отцу, что посещение занятий обязательно, не упомянув подробность, что это всего лишь факультатив. Сказала, что ей будет сложнее навещать его. Она уверила его, что постарается приезжать к нему по будням в участок. Несколько раз она действительно исполнила данное обещание и ни разу не пересеклась с Мартином.

В апреле какой-то псих обстрелял соседний полицейский участок, и отец запретил Грете появляться у себя на работе. На ее восемнадцатый день рождения они встретились в кафе и тихо посидели. Отец сказал, что Мартина недавно повысили в звании, а Лота ушла в декрет.

— Мама тоже беременна, — не осталась в долгу дочка.

От неожиданности чашка с кофе застыла на полпути в рот отца.

— Да?