– Гретель Блок, – автоматически назвалась девочка и тут же пожалела об этом. Не хватало еще, чтобы ее вызвали в полицию как свидетеля или даже как жертву преступления.
– Я должен отвести тебя в участок! – строгим тоном заявил сторож. – Тут нечего бояться, ты же не сделала ничего плохого. А вот негодяй, которого я спугнул, не должен просто так расхаживать по улицам!
– Я не могу. – Гретель попятилась от могилы.
Сторож двинулся следом, но девочка нырнула в заросший травой проход между высокими надгробиями. В спину ей полетело витиеватое проклятие. Человек, благодаря которому Гретель сохранила все пальцы, пообещал поймать ее, снова связать и силком доставить в полицию.
«А может, я напрасно покрываю мать? – размышляла Гретель, петляя между крестами и ангелами с поникшими крыльями. – Пусть бы ее наконец заперли в сумасшедшем доме! Как бы нам хорошо зажилось втроем!»
Но даже после сегодняшнего у Гретель не хватало духу совершить такой решительный шаг. Марбах мог похвастаться лишь небольшой больницей при монастыре Святой Агаты. А ближайший дом для умалишенных находился в Альпенбахе, соседнем городе. Гретель слышала, что с пациентами там делают страшные вещи: лечат ударами тока, сверлят дырки в голове и делают операции на мозге, после которых человек становится как овощ и может только пускать слюни. Если Марту Блок пришло время упрятать в такое страшное место, решать это должен ее муж.
Спустя несколько минут Гретель вышла к решетчатой ограде, которая тянулась вокруг всего кладбища. За прутьями раскинулся пустырь, а дальше виднелась темная полоса Либкухенвальда. Девочка пошла вдоль ограды и вскоре очутилась возле ворот. Сторож мог бы поджидать ее здесь, но, видимо, не додумался до такого простого решения.
Гретель выскользнула за калитку и двинулась по грунтовой дороге прочь от кладбища. Вдалеке стоял дом Шварцев – одинокая каменная коробка посреди унылой пустоши. Разбросанные вдоль дороги мастерские и склады тоже выглядели пустыми и заброшенными – не слышно ни голосов рабочих, ни молотков камнетесов, что превращали очередной камень в чье-нибудь надгробие. Только вороны кружили над плоскими крышами, оглашая окрестности дребезжащими металлическими голосами. Шагая по дороге, Гретель попыталась пересчитать птиц, чье траурное оперение и резкие вопли наводили уныние.
Одна, две, три… дюжина… Отец говорил, что вороны – не простые птицы, а проводники душ в потусторонний мир. Получается, они жили возле кладбища по той же причине, что и Эрнст Шварц, – чтобы на работу недалеко ходить (ну или летать, раз уж речь шла о птицах).
Гретель не слишком-то спешила. Дома ей делать нечего – наверняка мать уже там, ходит по пустым комнатам или сидит у камина и пялится в одну точку.
«Хотя заглянуть домой все-таки придется», – подумала Гретель. Ей предстояло оставить под окном горсть белых камешков, чтобы предупредить Гензеля. А то вдруг мать и на него со скалкой накинется? И придется до вечера где-нибудь гулять, по возможности не попадаясь на глаза соседям. В таком виде – платье в кладбищенской грязи и траве, на лице синяк, в волосах запеклась кровь – Гретель даже не могла зайти к подругам. Начнутся расспросы, и что она ответит? Что мать привязала ее к надгробию и едва не отчикала пальцы садовыми ножницами? Нет уж! На закате вернется отец (если, конечно, не заглянет с друзьями в «Мышку, птичку и жареную колбасу» – тогда ждать придется до ночи). Вот ему Гретель все и выложит! И пусть он думает, как быть со своей женой.
Девочка так засмотрелась на ворон, что не сразу заметила фигуру, которая неслась ей навстречу. Присмотревшись, Гретель разглядела знакомую светлую шевелюру. Уж не Гензель ли это? Но разве он не должен сейчас латать крышу или чистить камин у Виктории Нойманн?
На всякий случай Гретель решила остановиться и подождать. Бегун, за которым тянулся пыльный шлейф, приближался, и вскоре не осталось никаких сомнений, что это Гензель. Он помахал сестре, а потом, не сбавляя скорости, оглянулся. Чувствуя нарастающую тревогу, Гретель привстала на носочки и приложила руку ко лбу на манер козырька. Вдалеке, там, где дорога поворачивала, маячили две или три точки.
Гензель остановился в паре шагов от сестры, согнулся и уперся ладонями в колени. Его лицо блестело от пота, а дыхание наводило на мысли о загнанных лошадях.
– Что случилось?! – воскликнула Гретель. – Ты от кого убегаешь?
– От Нильса и его банды… – Гензель поднял глаза на сестру. – Поздравляю, ты оказалась права.
– Курт и Йозеф тоже вызвались помогать фрау Нойманн? – Гретель вспомнила, что пожилая органистка жила как раз неподалеку.
– Да. Один остался следить, чтобы я не сбежал, а другой отправился за Нильсом. Я хотел отсидеться на крыше, но куда там! Дельбрук лично поднялся за мной, пока Йозеф и Курт ждали внизу!
– Не постеснялся залезть на крышу чужого дома? – удивилась Гретель.
– Да ему плевать на всех! Зайдя в калитку, он первым делом заехал в глаз Иуде Гану и сказал, что тому пора присматривать подходящую осину. Это человек десять видели. По-моему, у Нильса не все в порядке с головой!