– И как тебе удалось убежать?
– Пришлось прыгать с крыши – хорошо, дом одноэтажный! – Гензель выразительно закатил глаза. – У Нильса был нож, и он собирался выпотрошить меня прямо у печной трубы!
Это было что-то новенькое. Раньше Нильс Дельбрук предпочитал действовать чужими руками и уж точно не размахивал ножом, словно какой-то разбойник. Похоже, лишившись зубов, он сильно обозлился на Гретель, а заодно и на ее брата.
– Это же они там бегут? – спросила Гретель, махнув рукой вдаль.
– Ну а кто же еще? – Гензель уже не так тяжело дышал, как минуту назад. – Надо быстрее убираться отсюда!
– Это понятно. Вот только вокруг пустырь. Можно попробовать вернуться на кладбище…
– Да ну, там нас в два счета поймают, – отмахнулся Гензель. – Кстати, а с тобой-то что? Откуда синяк?
– Это мама. – Девочка осторожно потрогала кровоподтек на левой скуле. – Она окончательно чокнулась. Чуть не убила меня скалкой прямо на бабушкиной могиле! Если бы не сторож… Между прочим, он хотел отвести меня в полицию! Если мы вернемся и отыщем его…
– Куда проще затеряться в лесу, – перебил ее Гензель. – И никакой полиции.
Гретель тоже не горела желанием давать показания в участке. Но и соваться в лес, да еще и поблизости от того места, где на них напал старина Джек, тоже как-то не хотелось.
– Пока мы тут рассуждаем, Нильс приближается! – Гензель схватил сестру за руку и потащил в сторону леса. Гретель со вздохом подчинилась.
Они быстрым шагом пересекли каменистый пустырь и остановились на опушке леса. Либкухенвальд встретил Гензеля и Гретель торжественным молчанием, и девочке невольно вспомнились друиды, которые, по словам Томаса Блока, обожествляли деревья. До заката оставалось несколько часов, но между неохватными стволами уже поселились бесформенные тени, а косматые ветви нависали над землей, подобно бородам древних великанов. Гретель пожалела, что не уточнила у отца: какими были божества друидов? Добрыми или злыми? Хотелось ли им кровавых жертвоприношений?
Гензеля, похоже, куда больше волновало то, что творилось за их спинами, а не впереди. Он оглянулся и сказал:
– Наши друзья сворачивают с дороги. Ну ничего, пускай побегают по лесу. Либкухенвальд большой, скорее уж Нильс отыщет Пряничный домик, чем нас.
– Не говори глупостей. – Гретель слегка пихнула брата в плечо и ступила под сень первых деревьев.
– А что я такого сказал? – спросил Гензель. – Все ведь правильно, Пряничный домик стоит на месте, а значит, его проще отыскать, чем нас.
– Нашел время корчить из себя дурачка! – Гретель наградила брата недовольным взглядом. – Не надо говорить про
– Про ведьму Пряничного домика, что ли? – с невинным видом уточнил Гензель. – Хорошо, я не стану говорить ни про нее, ни про ее домик! Ну тот, в котором она жарит и ест пойманных детей…
Гретель – дочь дровосека – не боялась заблудиться в лесу. Скорее уж Нильс, воспитанный городской мальчик, станет очередной жертвой Либкухенвальда. Однако же рассчитывать, что он так просто отстанет от Гензеля и Гретель, не приходилось.
Брат и сестра уходили все глубже в сумрачный лес. Нильса и его дружков было не слыхать, но, в конце концов, они не такие идиоты, чтобы выдавать себя криками. Гретель понимала, что это будет тихая охота.
Ландшафт был неровный – Гензель и Гретель то поднимались на пологий холм, то спускались в напитанную влажными испарениями низину. На очередной возвышенности сосны внезапно уступили место кряжистым дубам. Обычный для Либкухенвальда сумрак здесь немного рассеялся.
– Давай остановимся и понаблюдаем, – предложил Гензель. – Сомневаюсь, что Нильсу повезет выйти прямо на нас. А если он пройдет мимо, мы сможем вернуться.
«Хлебные крошки склевали птицы, поэтому нам не вернуться», – подумала Гретель, вспомнив раскатившиеся по бабушкиной могиле булочки. Образ был неясный и зловещий, как обрывок полузабытого сновидения. Девочка попыталась выкинуть его из головы, сосредоточившись на том, что творилось вокруг.
Гензель и Гретель залегли у подножия огромного дуба, за трухлявой корягой. Землю здесь сплошь усыпали желуди и коричневые узорчатые листья, от которых поднимался пряный аромат. Почему-то этот запах, связанный с увяданием и умиранием, наводил на Гретель грусть.
– Так что там с мамой? – спросил Гензель, не отрывая взгляда от мрачноватой низины, которую они только что пересекли.
Гретель вздохнула и подробно рассказала брату, что произошло на кладбище и как ей удалось сбежать.
– Она вела себя странно.
– Тоже мне новость, – хмыкнул Гензель.
– Не так странно, как мы привыкли, – сказала Гретель. – По-другому. Она не просто мучила меня, она… знаешь, мама как будто пыталась принести меня в жертву.
– Как язычники? – уточнил Гензель.
– Именно, – закивала девочка. – Пытая меня, она как будто ждала, что сейчас кто-то появится. Придет на мои крики.
– Так он и пришел, – заметил Гензель. – Кладбищенский сторож.
– Да. Сначала мама обрадовалась, когда только услышала шаги. Как будто сработал какой-то ее план. Но потом поняла, что это просто сторож, и сильно расстроилась.