Гретель и её бесы

На самом деле за то время, что Гретель находилась в аду, ее религиозные представления расширились до невероятных пределов. В частности, она понимала бесов, которые просто не могли вести себя как-то иначе или молиться кому-то другому, кроме Сатаны. Для них это было естественно и нормально. Но Гретель скорее откусила бы себе язык, чем сказала бы что-то подобное вслух. В Священном королевстве Рейнмарк костры инквизиции пылали не так часто, как пятьдесят или тем более сто лет назад. Однако случалось всякое.

«Подобным размышлениям не место в книге Конрада, – подумала Гретель. – Если я начну оправдывать бесов, ее, чего доброго, не допустят к печати!»

– Но в любом случае вам следует исповедоваться, – строго сказал Фонберг. – Было это на самом деле или только в вашей голове, но в какой-то момент вы приняли сатанизм. Думаю, об этом вам стоит поговорить со священником. Вы сделаете это?

– Разумеется, – кивнула Гретель, зная, что и близко не подойдет к церкви.

Глава пятая

1909 год от Рождества Христова, 3 ноября

Гензель и Гретель двинулись через лес, невольно ускоряя шаг. Где-то за их спинами продолжали завывать волки, но это уже не имело значения. Опушка – вот она, рукой подать, а дальше – окраины Марбаха. Гретель все ждала, что замеченный ею огонек рассыплется на множество других, как бывает, если впереди – скопление домов или целый жилой квартал. Однако этого до сих пор не случилось, а значит, маяком Гензелю и Гретель служило чье-то одинокое жилье…

– Может, это особняк Шварцев? – предположила Гретель. – Он как раз стоит на опушке, отдельно ото всех…

– Может, – без особой уверенности произнес Гензель.

– Или ферма, – продолжила гадать Гретель. – Или вообще чей-то костер!

– Скорее уж так. Знаешь, мне уже не кажется, что это опушка. Лес все такой же непроходимый!

Жители окраин постоянно наведывались в Либкухенвальд за хворостом. Ближе к человеческому жилью упавшие деревья и сломанные ветки быстро становились дровами, а здесь Гретель то и дело спотыкалась о корягу или трухлявое бревно.

Брат и сестра продолжали идти вперед, и вскоре стало очевидно, что это не костер. Среди деревьев помигивали два прямоугольных окошка. Их тусклый желтоватый свет сумел бы заметить лишь тот, кто долго ходил по темному лесу без фонаря или факела.

– Да, это не опушка, – констатировал Гензель. – Это просто чей-то дом в чаще леса.

– И кто здесь может поселиться? – спросила Гретель. Ей вдруг сделалось не по себе. Заблудившиеся дети, избушка в лесу… Очень уж это напоминало начало любой из множества историй о ведьме Пряничного домика.

– Известно кто, – произнес Гензель тоном, который приберегал для особых случаев.

– Вот даже не начинай! – отрезала Гретель. – Это наверняка охотничья избушка. Их знаешь сколько по лесу раскидано?

Впрочем, она понимала, что выдает желаемое за действительное. Маленькие срубы, где мог переночевать любой желающий, как правило, не имели окон, тем более застекленных.

Наконец подлесок поредел и деревья расступились. Гензель и Гретель вышли на поляну, посреди которой стоял дом, слишком большой для охотничьей избушки. Ставни были распахнуты, из двух окошек лился тусклый янтарный свет. Все остальное тонуло во мраке – обращенная к детям стена дома, двухскатная крыша, высокая печная труба напоминали плоскую театральную декорацию, выпиленную из фанеры и зачем-то покрашенную черной краской.

– Все, теперь не пропадем. – Гензель сделал шаг в сторону домика.

В этот момент резкий порыв ветра прогнал тучи и поляну залил призрачный лунный свет. Гретель сдавленно вскрикнула и схватила брата за локоть.

Она бы не удивилась, увидев посреди леса дом, сложенный из бревен и покрытый дерном. Или даже побеленный дом с косыми деревянными балками, типичный для этих мест. В первом случае он был бы коричневым, во втором – светлым, с геометрическим узором из брусков и перекладин. Но стена, обращенная к Гензелю и Гретель, была сложена из маленьких разноцветных кирпичей, блестевших так, словно какой-то безумный строитель покрыл их цветной глянцевой глазурью.

«Это не то, чем кажется, – подумала Гретель, все сильнее сжимая локоть Гензеля. – Это не может быть Пряничный домик, его же не существует!»

Ставни выглядели творением кондитера-оригинала, помешанного на ирисках и мармеладе. Водосточные трубы, закрепленные по углам дома, являлись не чем иным, как вафельными трубочками, увеличенными в десятки раз. Вместо черепицы крышу покрывали плитки шоколада, а печная труба была сложена из чего-то очень похожего на белую нугу. Такие же бруски с вкраплениями орехов украшали витрину «Марбахских сластей». Гретель смотрела на все это и чувствовала, что вот-вот сойдет с ума.

Луна юркнула за облака, и домик, в котором Гретель отказывалась признавать тот самый, снова сделался плоским и черным.

– Он существует, – выдохнул Гензель.

Гретель медленно попятилась и потащила за собой брата. Оказавшись под защитой деревьев, она спросила:

– Кто существует?