– Приступай к уборке, – приказала ведьма. – Если не сделаешь все как положено, мои мальчики отгрызут тебе руки и ноги. Придется складывать тебя в печь по кусочкам.
– Вы пережарили Нильса, – сказал Гензель. – Теперь его даже ваши волки жрать не станут.
– Ты у нас шутник, да? – поинтересовалась ведьма. – Хорошо, отправишься в печь первым.
Смерив Гензеля взглядом, который сделал бы честь сестре Агнес, она направилась к двери. Накинув у порога плащ и взяв посох, набалдашником которому служил светящийся леденец, хозяйка покинула Пряничный домик. Волки последовали за ней.
Гретель так и продолжала стоять, прижимая ладонь к губам, будто пыталась сдержать рвущийся наружу вопль. Она всей душой ненавидела Нильса и боялась его, но, глядя на кучку обугленных костей в клетке, не могла поверить, что все закончилось именно так. «Лучше бы он меня поймал тогда, в лесу… – подумала Гретель. – Что угодно лучше
– Так и будешь горевать над Дельбруком? – произнес Гензель. – Не знал, что вы с ним такие друзья!
Гретель посмотрела на брата, не понимая, что творится у него в голове. Гензель стоял у двери вольера, цепляясь за прутья, как пленник в историях про пиратов южных морей. При этом он выглядел возбужденным и готовым действовать, но никак не подавленным или сломленным.
– Тебе это кажется смешным? – спросила Гретель, указывая на останки Дельбрука.
– Нет. Но когда шутишь, становится не так страшно, – вполне серьезно сказал Гензель. – Попробуй, – может, и тебе поможет.
– Прости, не вижу здесь ничего забавного, – проговорила Гретель. – Нам надо было сразу убегать, как только увидели этот проклятый домик. А теперь нас поджарят заживо, как Нильса! А все потому, что ты…
– Что сделано, то сделано, – перебил ее Гензель. – Надо выбираться, пока ведьма не вернулась. А кто виноват, выясним позже.
– И как мы выберемся? Ты в клетке, а я на цепи!
– Пока ведьма не смотрела, я напихал в прорезь сливочных ирисок!
– В какую еще прорезь? – не поняла Гретель.
– В ту самую, куда входит язычок замка! Чтобы он не до конца заперся. Ну же, вспомни секретный погреб в трапезной!
Рядом по-прежнему дымились и смердели останки Нильса, но Гретель чуть ли не подпрыгнула на месте.
Это случилось год назад, на прошлый Праздник Урожая. Гензель, Гретель и еще несколько дежурных случайно узнали, где хранятся бутыли с вином для причастия. Разумеется, ведущая в погребок неприметная дверь всегда стояла под замком, если только внизу кто-то не находился. Подгадав момент, когда преподобный Дельбрук отправится за очередной бутылкой, Гензель напихал в прорезь на дверном косяке древесной смолы, так, чтобы замок не защелкнулся до конца.
Не то чтобы Гензелю и остальным очень хотелось попробовать вина. Скорее, это была маленькая месть монахиням и «святой шестерке», которые буквально загоняли дежурных. Заговорщики стащили из погреба четыре бутылки рислинга и распили их на Сыром Погосте. Гретель мало что запомнила из того вечера, разве только как ее тошнило в кусты. После этого она поклялась, что больше не прикоснется к алкоголю.
– Ты можешь открыть дверь? – спросила Гретель.
Мальчик подергал решетку.
– Нет. Замок все-таки защелкнулся, но, я надеюсь, не до конца. Надо чем-нибудь подцепить дверь!
Длина цепочки позволяла Гретель свободно перемещаться вдоль печи. Она схватила кочергу, железный совок и бросилась к вольеру. Несколько минут они с Гензелем дергали дверь, пытались отжать язычок замка, но все без толку. Трюк, который сработал в винном погребе, здесь дал осечку. Наконец Гензель и Гретель без сил опустились на пол.
– Слушай, тебе лучше заняться Дельбруком, – сказал Гензель.
От одной мысли об этом по телу Гретель прошла дрожь.
– Ты серьезно?
– Да. Не хочу смотреть, как волки будут отгрызать тебе руки и ноги.
Вспомнив угрозу ведьмы, Гретель поднялась с пола.
– Ладно, займусь, – вздохнула она. – А ты пока думай, как нам отсюда выбраться…
Водруженная на рельсы клетка за это время успела немного остыть. Гретель, которой предстояло собрать кости и сгоревшую плоть Нильса в два жестяных ведра, отодвинула щеколду и распахнула дверь.
– В жизни теперь не притронусь к мясу… – пробормотала девочка… и тут же прикусила язык. Скорее всего, ей уже не суждено притронуться ни к мясу, ни к хлебу, ни вообще к какой-то другой еде.
Пол клетки являл собой сплошной металлический поддон наподобие противня. На нем бесформенной кучей лежал обугленный скелет Нильса – грудная клетка, таз, кости рук и ног. Позвоночник частично рассыпался, и череп лежал отдельно. Гретель старалась не смотреть в его почерневшие глазницы.
Подставив ведро, девочка начала совком сгребать уголь и кости. Спекшиеся, затвердевшие куски мертвой плоти со стуком падали на дно. Перемещая по поддону нижнюю челюсть, Гретель заметила, что слева на ней не хватает нескольких зубов. Видимо, дантист успел вырвать корни, и теперь на их месте зияли черные дупла. От воспоминания, как под ее кулаком ломались зубы Нильса, Гретель ощутила очередной приступ дурноты.
И тут о поддон что-то звякнуло.