Гретель и её бесы

– Спасибо, – выдохнула Гретель.

Герр Хофманн оставил детей дожидаться у прилавка, а сам скрылся за дверью, ведущей в контору и дальше, в полутемные, пропахшие лекарствами залы, о которых в городе ходило столько слухов.

– У тебя получилось, – сказал Гензель, уважительно поглядывая на сестру. – Надо же…

Гретель пожала плечами. Все происходящее ее не слишком-то радовало. Мороча голову доброму аптекарю, она ненавидела саму себя, но – что поделать! – это был самый простой и быстрый способ добраться до матери.

Спустя несколько минут Бонифаций Хофманн вернулся в сопровождении Филиппа. К старшему сыну аптекаря было вполне применимо слово «дедушка». И хотя выглядел он немногим моложе Бонифация, в его волосах еще оставались темные пряди, а походка не стала совсем уж стариковской. А еще в сравнении с Бонифацием, напоминавшим одуванчик на тонкой ножке, Филипп казался сухим пнем, крепко вцепившимся корнями в землю.

– Угу, – только и сказал он, оглядев Гензеля и Гретель.

Как и другие братья Хофманн, бо́льшую часть времени он проводил в лаборатории, появляясь за прилавком, лишь когда Бонифаций хворал. Что бы ни говорили сплетники, а даже старый алхимик и колдун из «Хофманна и сыновей» не был застрахован от радикулита. Но, даже замещая отца, Филипп всегда был немногословен – за всю жизнь Гретель перекинулась с ним от силы десятью предложениями.

Филипп направился к выходу, на ходу натягивая макинтош. Не прошло и десяти минут, как Гензель и Гретель уже ехали в соседний город на заднем сиденье просторного черного автомобиля.

* * *

Окна психиатрической больницы забраны решетками, и за ними бушует гроза. Молнии чертят по небу с треском и вспышками, словно ангелы, вооружившись плетьми, сражаются там с адскими легионами.

– Вам нельзя увидеться с мамой, – произносит рогатый Юрген. – Нет, никак нет!

До этого момента Гретель и не подозревала, что горгульи собора Святого Генриха, бывшие, по сути, каменными украшениями, в свободное время работали санитарами и врачами в Альпенбахской психиатрической лечебнице. Однако же рогатый Юрген в белом халате сидит за письменным столом в кабинете, стены которого украшают жутковатые плакаты. На некоторых – человеческий мозг в разрезе, на других – карты нервных окончаний. На столе стоит металлическая табличка с гравировкой: «Заведующий отделением профессор Юрген Рогатый».

Странное дело. Гретель самолично дала имена горгульям собора Святого Генриха, еще будучи маленькой девочкой. А теперь выдуманное имя красовалось на табличке, да еще с припиской «профессор»!

– Но мне очень-очень надо увидеться с мамой! – просит Гретель. В ее голосе звучат жалобные, хнычущие нотки, однако профессор непреклонен.

– Я же сказал – нет! – восклицает он, тряся каменной бородой и пуча каменные глазищи. – Пациентка Марта Блок сейчас на процедурах. Ей сверлят череп, чтобы засевшие в голове бесы смогли выбраться наружу. Доктор Отто и доктор Фридрих выбрали большое сверло, но его может оказаться недостаточно! Да-да – недостаточно!

– Что вы такое говорите?! – ужасается Гретель.

– Я говорю правильные медицинские вещи! Если бесы не смогут выбраться через дырку, нам придется взять самое большое сверло! Во-от такое. – Профессор разводит когтистые лапы в стороны, демонстрируя размер сверла.

– Вы не можете! – кричит Гретель и пятится к двери.

– Еще как можем! Санитары, наденьте-ка на нее смирительную рубашку. Мы и ей просверлим череп на всякий случай!

Откуда-то возникают Карл и Себастьян – еще две горгульи, раньше спокойно взиравшие на Марбах-плац с колокольни собора. На обоих белые халаты. Они хватают Гретель за руки и волокут в темноту. А оттуда, из липкого и холодного, как болотная жижа, мрака, уже слышится визг и скрежет сверла.

– Отпустите! – Гретель орет и отбивается. – Вы не имеете права, я ваша крестная мать!

– Чего-чего? – Голос принадлежит Гензелю. – Какая мать?

Радуясь, что брат оказался рядом, Гретель подскакивает… и ударяется обо что-то макушкой.

– Ой…

– Тебя что, мало последнее время по голове били? – спросил Гензель. – Решила добавить?

Гретель огляделась и поняла, что едет на заднем сиденье автомобиля, крышу которого и попыталась пробить собственной многострадальной головой. Звуки, которые она приняла за свист дрели, издавал мотор.

– Дурацкий сон приснился, – буркнула Гретель, сползая по кожаной спинке кресла. – Сколько мы уже едем?

– Часа полтора примерно.

– Почти на месте, – сказал Филипп.

Гретель выглянула в окно. Мимо проносились дома с побеленными фасадами и черепичными крышами, ухоженные лужайки и аккуратные лавочки с деревянными вывесками. По многолюдным улицам то и дело проезжали автомобили и крытые повозки. В сравнении с родным городом Гензеля и Гретель Альпенбах выглядел непривычно светлым. В таком месте едва ли мог окопаться тайный ведьминский кружок или засесть демон-оборотень.

«Чем дальше от Либкухенвальда, – подумала девочка, – тем приятнее места… Ненавижу этот лес!»