Гретхен

Там она даже не стала зажигать света. Скинула босоножки, джинсы, юркнула в постель и укуталась с головой в одеяло, как какая-нибудь улитка, спрятавшаяся в своем домике. Уже засыпая, она подумала: «Если раз в жизни мне чего-то искренне захотелось, по-настоящему, то я не дам никому, никому-никому мне помешать!»

Глава девятая,

в которой Гретхен страшно злится и в дополнение к этому страшно тревожится, что изрядно осложняет ей жизнь

В воскресенье Гретхен проспала до полудня и очнулась только при звоне двенадцатичасовых колоколов на колокольне. Проснувшись этим прекрасным солнечным днем, она первым делом взяла кусок картонки и написала большими буквами толстым фломастером:

ГРЕТХЕН НЕТ ДОМА. Я НЕ ЗНАЮ, ГДЕ ОНА И КОГДА ВЕРНЕТСЯ.

Картонку она отнесла в коридор и приклеила ее скотчем возле телефона. Потом Гретхен отправилась в кухню завтракать. Завтрак она себе устроила с размахом: апельсиновый сок, яйцо всмятку, тост, эспрессо, джем, киви. Когда же папа ее спросил, с чего она вдруг решила сегодня залечь на дно, она ответила, не слишком церемонясь:

– С того, что у меня сегодня выходной! Отдыхаю!

– А если Хинцель будет звонить? – решила уточнить мама.

– Тем более меня нет дома! – буркнула Гретхен.

– А если Габриэла? – поинтересовалась Магда.

– Тоже нет! – ответила Гретхен.

Против звонка Габриэлы Гретхен вообще-то ничего не имела, но она сказала себе: «Если уж отказывать, то отказывать всем без исключения!»

Днем Гретхен уселась за вязание. Она вязала и страшно ругалась. У нее был задуман пестрый, весьма художественный свитер из шерсти двенадцати разных цветов, но двенадцать клубков постоянно перепутывались, и Гретхен приходилось их снова и снова распутывать. Мама взялась ей помогать. Для такого дела у нее было гораздо больше терпения, чем у Гретхен. И длинные ногти, благодаря которым она ловко расправлялась с узелками.

Склонившись над разноцветной кашей, мама сказала:

– Я бы на твоем месте сходила к Хинцелю и все ему объяснила!

– Даже не подумаю! – отрезала Гретхен.

– Почему? – спросила мама.

Гретхен пожала плечами.

– Не хочу я слушать его скулеж и брюзжание! – заявила она.

Мама взяла в руки ножницы и разрезала один особо вредный узел.

– Единственный надежный способ разрубить гордиев узел! – сказала она.

Гретхен отложила вязание.

– Мне уже все это поперек горла! – Гретхен вздохнула. – Я и Флориану, между прочим, пообещала поехать с ним! Загнала себя в ловушку и теперь не знаю, как оттуда выбраться!

Мама рассмеялась.

– Да уж, дорогая, устроила ты себе карусель!

Мама с давних пор относилась к Флориану с предубеждением. Она считала его противным и называла «пошлым дешевым пижоном». Если ее дочь не сдержит обещания, данного Флориану, то большой беды не будет, считала она в глубине души.

– А ты сама-то чего хочешь? – спросила мама. – Чтобы оба твои дружка поехали с тобой на Парос? Или только Флориан? Или только Хинцель? Или вообще никто?

– Кабы я знала, мама! – ответила Гретхен со вздохом и почесала себе живот.

В прихожей зазвенел телефон. После трех звонков трубку сняли, и Гретхен услышала, как Магда послушно произносит предписанный текст:

– Гретхен нет дома. Я не знаю, где она и когда вернется!

– Кто это был? – прокричала Гретхен, когда Магда положила трубку.

Магда показалась на пороге гостиной.

– Ты не написала, что надо спрашивать, кто звонит! – изрекла она.

– Хинцель? – решила все-таки добиться своего Гретхен.

Магда отрицательно покачала головой. Голос Хинцеля она бы точно узнала.

– Флориан? – продолжила допрос Гретхен.

– Возможно, – ответила Магда.

Шесть раз за этот день Магда зачитывала по телефону текст. Два раза – Флориану Кальбу, три раза – Габриэле и один раз – какому-то неизвестному мальчику, который отказался представиться.

Хинцель не звонил.

В понедельник, по дороге в школу, Гретхен решила, что поговорит с Флорианом на большой перемене и все ему расскажет. Чтобы заставить себя провести эту неприятную беседу, Гретхен назначила сама себе суровое наказание на тот случай, если ей вздумается все же увильнуть. Если я не поговорю с ним, сказала она себе, то буду сегодня три часа заниматься с Гансиком математикой. Но, придя в школу, она вспомнила, что как раз сегодня Флориан на пятом уроке должен сдавать устный зачет по латыни, от которого зависит его дальнейшая судьба. Расстраивать его перед таким важным делом было бы бесчеловечно, рассудила она.

Бледный и трясущийся, Флориан сидел за партой, смотрел застывшим взглядом в словарную тетрадь и тихонько зубрил слова. Когда Гретхен проходила мимо, он поднял голову и спросил:

– Сердишься? Из-за той лахудры?

– Нисколько! – мягко ответила Гретхен.

– Я просто тогда перепил! Вот и все! – сказал Флориан.

Если бы Флориан не дрожал сейчас, как заяц, перед своим зачетом, Гретхен попросила бы его не называть лахудрой девушку, которая еще недавно вполне подходила ему для обниманий-обжиманий! Это было просто нечестно!