Самое неприятное во всей истории было то, что дирекция школы не имеет права отправлять больных детей домой одних. Поэтому секретарша набрала их домашний номер. Но у Закмайеров, к ее большому удивлению, трубку никто не снял.
– Неужели твоя бедная сестра там одна лежит? И никого рядом с больным ребенком нет?! Ведь при свинке бывает высокая температура!
Гансик, чтобы не отвечать на все эти вопросы, сделал вид, будто ему очень плохо и он сейчас прямо умрет. Для убедительности он стал хрипеть и задыхаться. Секретарша тут же позвонила папе на фабрику и сообщила ему, что его дети заболели. Дочь лежит без присмотра дома, а сын хрипит у нее в канцелярии.
Не прошло и пятнадцати минут, как папа был уже в школе. Наверное, несся как на пожар. Он подхватил Гансика под мышки и потащил в машину. Гансик пытался ему втолковать, что теперь, избавившись от зловредной селедки, чувствует себя превосходно. Но папа проигнорировал это утешительное сообщение.
В машине папа упорно молчал, одной рукой рулил, другой теребил усы – навертел целую грядку восклицательных знаков!
– Когда мы пришли домой, – рассказывал Гансик, – и он увидел, что тебя нет, он так разошелся, просто ужас. Все кричал: «Безобразие! Свинство!», а потом побежал в кухню, хвать скатерть и сдернул ее со стола. Вместе со всей посудой, которая осталась от завтрака! – Гансик показал в сторону кухни. – Можешь сама полюбоваться! Я ни к чему не прикасался – все как было, так и осталось.
Гретхен отправилась в кухню. Там царил полный разгром. Весь пол был усеян осколками битой посуды вперемешку с хлебными корками, ложками, яичной скорлупой и кусочками сахара, в лужице варенья с медом плавала селедка. Тостер с отвалившейся ручкой валялся возле холодильника. Скатерть, засунутая кое-как в помойное ведро, вся была в молочных разводах.
Гансик подошел к Гретхен.
– А потом папа стал носиться по квартире, как бешеный тигр в клетке, – продолжил он свой рассказ. – Я даже пикнуть боялся. Бегал он так, бегал, уж не знаю сколько, и вдруг спрашивает: «А когда у Магды уроки заканчиваются?» Я сказал: в одиннадцать. Он подождал до половины двенадцатого и пошел ее искать.
– Почему ты ему не сказал, что Магда после школы идет к профессору и там ждет, пока мама не закончит работу? – строго спросила Гретхен.
– Да ты что, он от одного слова «профессор» на стенку лезет! – Гансик сунул палец в нос. – И к тому же я толком ничего и не знаю. Мама со мной об этом не говорит! – Гансик обиженно насупился.
– Ясное дело, не говорит! Потому что ты на папиной стороне! – воскликнула Гретхен.
Она вытащила скатерть из помойного ведра и принялась собирать с пола осколки.
– А ты что, не на папиной стороне?! – с возмущением спросил Гансик.
– Я вообще ни на чьей стороне, – заявила Гретхен. – Но если бы пришлось выбирать, то на маминой! Потому что мама права!
– Ну и пожалуйста! – буркнул Гансик и резко развернулся, собираясь отправиться в детскую.
Но Гретхен успела схватить беглеца за штанину.
– Сначала расскажи все до конца! – потребовала она.
– Отпусти! – заверещал Гансик. – Я вообще с тобой больше не разговариваю!
Гретхен цепко держала его в своих объятиях. Гансик понял, что ему не отвертеться.
– Потом вернулись мама с Магдой, – мрачно заговорил он. – И папа начал орать. Очень громко. Мама тоже орала. Еще громче. Сказала, что она с ним разведется. Вот и все. Собрала вещички, схватила Магду – и привет!
– Да ты что?! Не может быть!!! – не поверила своим ушам Гретхен. Ошарашенная новостью, она отцепилась от Гансика.
– Может! – отозвался Гансик, который, похоже, передумал убегать. – Набили два чемодана и ушли!
– Врешь ты все! – прокричала Гретхен и бросилась в кладовку.
Там у них хранились чемоданы. Гретхен распахнула дверь и сразу увидела: двух больших клетчатых чемоданов нет. Гансик не обманывал. Она медленно побрела назад в кухню, где ее поджидал Гансик.
– А что мама сказала о нас? – спросила Гретхен.
– Мы, естественно, остаемся тут! – решительно заявил Гансик. – Потому что папа нас ни за что не отдаст! Он не может доверить детей женщине, которая совершенно лишилась разума! Так он сказал.
– Это
Гансик заплакал. Из глаз у него текли крупные слезы. И нижняя губа дрожала.
– Ну, Гансик, не надо плакать! – смягчилась Гретхен.
– Пошла ты к черту! – проговорил Гансик сквозь всхлипывания, утер ладошкой слезы и скрылся в детской.
Гретхен взяла веник и принялась сгребать мусор. В помойное ведро такая куча не помещалась. Гретхен стала искать пакет, чтобы собрать в него осколки. Пока она искала, она все думала, куда могли отправиться мама с Магдой. Наверное, пошли к этой Мари-Луизе. А если нет, то она, скорее всего, знает, где их искать. Номер телефона Мари-Луизы должен быть у мамы в телефонной книжке, которая обычно лежит на столике в коридоре.