Гретхен бросила уборку и побежала в коридор. Но у телефона маминой синей книжечки не оказалось. Гретхен обыскала всю квартиру – безрезультатно. Она пошла к Гансику и спросила, не видел ли он мамину телефонную книжку, но тот не реагировал. Он забрался в кровать и лежал там на верхнем ярусе, свернувшись калачиком под пухлым одеялом.
Гретхен села за письменный стол. Взгляд ее упал на альбом Гансика. Богатая коллекция! Под каждым перышком была прилажена табличка, закрепленная цветными нитками. «КАКАДУ», «БОЛЬШОЙ ПОПУГАЙ», «ДРОЗД», «ГОЛУБЬ», «ВОЛНИСТЫЙ ПОПУГАЙЧИК», «КАНАРЕЙКА», «РЯБЧИК», «ВОРОБЕЙ», «КУРИЦА», «ПАВЛИН», «ПЕТУХ» – прочитала Гретхен подписи. Она повернулась к кровати и сказала, обращаясь к одеялу:
– А знаешь, мне кажется, зря ты перья так хранишь. Жалко! Лучше купить такую большую панель, повесить ее на стену, покрасить в белый цвет и посадить все перья на булавочки. Красиво будет, как считаешь?
– Для белых перьев не годится, сольются с фоном! – раздалось сквозь всхлипы из-под одеяла.
– Тогда покрасим в черный! – тут же нашлась Гретхен.
– Ага, тогда черных перьев будет не видно! – голос под одеялом звучал уже чуть пободрее.
– А мы покрасим одну половину в белый – для темных перьев, а другую в темный – для светлых! – не сдавалась Гретхен.
Гансик высунул голову из-под одеяла. Глаза у него покраснели от слез. Он громко шмыгнул носом. Нос у него тоже был весь красный. И распухший.
– Значит, ты останешься с нами? – спросил Гансик.
– В каком смысле? – искренне удивилась Гретхен.
– В смысле, что ты не уйдешь к маме, – пояснил Гансик.
– Ну что у тебя за тараканы в голове! – сказала Гретхен и решила про себя, что весьма дипломатично вышла из положения: такой обтекаемый ответ давал возможность Гансику интерпретировать его как угодно, а ее саму ни к чему не обязывал.
Гансик выбрался из-под одеяла, утер рукавом пижамы нос, приподнял краешек матраца и достал оттуда слегка помятый конверт.
– Вот, – сказал он, – мама велела тебе передать!
Гретхен подскочила и выхватила у него конверт.
– Я не хотел тебе отдавать, – признался Гансик, – потому что там написано, что сегодня вечером она придет и заберет тебя!
Гретхен открыла конверт и достала письмо.
– А ты что, уже всё прочитал? – спросила она.
Гансик кивнул. Гретхен не стала ему объяснять, что читать чужие письма нельзя. Она развернула сложенный лист. Там было написано:
Гретхен сложила письмо, сунула его обратно в конверт и сказала Гансику:
– Тут ничего не сказано о том, что она собирается меня забрать!
– Но именно это она имеет в виду! – отозвался Гансик. – Ведь меня же она спросила, хочу я пойти с ней или нет.
– Она пишет, что ее не будет несколько дней, – сказала Гретхен, кладя письмо на стол, – и что сегодня вечером она зайдет к нам. Вот тогда мы с ней и поговорим. Может, удастся ее убедить остаться дома!
– Я не собираюсь с ней разговаривать! – воскликнул Гансик.
– Ты совсем рехнулся, что ли?! – Гретхен покрутила пальцем у виска. – Что тебе мама плохого сделала?
– Так себя не ведут! – отрезал Гансик и посмотрел на Гретхен как на заклятого врага.
– Как –
– Пусть занимается чем хочет, только не за наш счет! – выпалил Гансик, выпятив грудь, как боевой петух.
– Что ты несешь! – Гретхен хлопнула ладошкой по столу с такой силой, что несколько перышек взлетело в воздух. – Что она такого делала за твой счет? Ты только повторяешь за папой всякий бред!
– Ничего я ни за кем не повторяю! – завопил Гансик в ответ. – Это ты ничего не соображаешь! Тупица! А папа знает, что говорит! Просто так болтать не будет!
– А где он, кстати? – спросила Гретхен.
– Где-где… На работе, ясное дело, – ответил Гансик, слезая с кровати. Он подошел к столу, взял в руки перо неестественного ядовито-зеленого цвета с этикеткой «ПЕТУХ КРАШЕНЫЙ» и принялся ощипывать его, пока в руках не остался один голый стержень. – Он сегодня, между прочим, из-за мамы пропустил важное совещание. Должны были обсуждать экспорт целого миллиона центнеров макарон! И если у них теперь эти макароны не купят потому, что папа пропустил совещание, то виновата в этом будет мама!
– Нет, ты точно сбрендил! – Гретхен была вне себя от ярости. У нее пропало всякое желание разговаривать с братом. Это надо же придумать! Идиотизм какой-то. И откуда он такого набрался?