Гретхен

Последняя часть этой тирады в общих чертах повторяла теорию Мари-Луизы, хотя Гретхен не была сторонницей ее тезисов и к тому же прекрасно знала, что к Хинцелю они неприменимы. Он, конечно, каждый месяц получал от отца чек на определенную сумму и ничего не платил за квартиру, потому что жил в одном из домов, принадлежавших родителю, но сказать, что кто-то из семейства Целландеров-Целлерхаузенов мечтал заключить его в свои объятия и порадоваться возвращению заблудшей овцы в лоно семьи, было бы несправедливо. Просто Гретхен разозлилась, и ее занесло. Она прекрасно знала, как Хинцель относится к своим родственникам, и потому понимала, как оскорбительно для него звучало ее пророчество, что рано или поздно он перестроится и благополучно вольется в размеренную жизнь Целландеров-Целлерхаузенов.

– И как бы ты ни ерепенился, все рано тебе достанется немалое наследство! – добавила Гретхен еще ложку яда. – Даже той части, которая причитается тебе по закону, хватит, чтобы жить, ни в чем себе не отказывая! Богатый наследник может позволить себе говорить, что ему плевать на школу, оценки, успеваемость и прочую ерунду! Я бы тоже на твоем месте так говорила!

Гретхен умолкла, устав от такой длинной речи. «Пусть теперь почешет репу! – подумала она, довольная собой. – И отстанет от меня со своими глупостями!»

Хинцель посмотрел на Гретхен, провел легонько пальцем по щеке с татуировкой и сказал:

– Ты меня не любишь!

Гретхен засопела и принялась хрустеть пальцами. При этом взгляд ее был устремлен на противоположную стенку. Всем своим видом Гретхен давала понять: «Оставь эту тему! Не желаю обсуждать ее сейчас!»

– Ты просто меня не любишь! В этом все дело! – повторил Хинцель.

Гретхен продолжала смотреть в стенку. И чувствовала себя совершенно беспомощной. То, что Хинцель претендует на ее любовь, уже давно не было для нее секретом. Оставалось только не вполне ясным, можно ли назвать ее чувства по отношению к нему любовью. Хинцель ей определенно нравился. Он был ее лучшим другом. Но у нее не было ни малейшего желания, чтобы он ее целовал или обнимал. Поначалу Гретхен думала, что ей не хочется целоваться с Хинцелем из-за его коричневых гнилых зубов. Но несколько месяцев назад он привел зубы в порядок и теперь сверкал белоснежной улыбкой, а Гретхен все равно не испытывала никакой потребности в его поцелуях. Долгое время эта тема вообще как-то не возникала в их отношениях, потому что Хинцель не предпринимал никаких попыток к физическому сближению. Габриэла, знакомая с ним сто лет, утверждала, что Хинцель всегда был таким, и объясняла его поведение зажатостью, причина которой, по ее мнению, таится в глубинах подсознания.

Однако в последнее время Хинцель изменил свое поведение. Нет, он не приставал к Гретхен и не пытался ее поцеловать или обнять. Но почти при всякой встрече он теперь спрашивал, любит ли она его, или упрекал ее в том, что все-таки не любит. Гретхен и рада была бы выдать симпатию, которую она испытывала по отношению к Хинцелю, за любовь, но боялась, что Габриэла ошиблась по части его зажатости и он, услышав ее признание, расплывется в счастливой улыбке и скажет:

– Вот и чудненько! Тогда пойдем ко мне и займемся делом!

Гретхен вынуждена была бы решительно отклонить такое предложение, поскольку совершенно не собиралась отправляться в постель с кем бы то ни было. Вот почему она предпочитала уклоняться от прямых ответов на вопросы настырного Хинцеля.

Хинцель положил ей руку на плечо.

– Почему ты не можешь сказать прямо и честно, что не любишь меня? – спросил он.

– Потому что все не так просто, – ответила Гретхен. – Потому что я сама не знаю!

Хинцель снял руку с ее плеча и натужно рассмеялся.

– Скажите, пожалуйста, она сама не знает! А ты прикинь! Вспомни о своем красавчике Флор-Мажоре! Его-то ты определенно любишь! Если ты и ко мне испытываешь что-то похожее, то это и есть любовь!

– Флориана Кальба я вовсе не люблю! – отрезала Гретхен. – А тебя вообще терпеть не могу! Надоел!

Она встала, взяла папку с тетрадями со стола и направилась к стойке, где дремал старик-официант, чтобы заплатить за выпитые три стакана минералки. Гретхен как раз убирала сдачу в карман, когда в кафе вошли Габриэла с Икси и тут же принялись уговаривать ее остаться. Пришлось наврать, что ей, дескать, срочно нужно домой, в старую квартиру, потому что у Гансика завтра контрольная по математике и она клятвенно обещала ему помочь.

– Вот груша-вруша! – сказала Икси. – Да мы только что видели твоего распрекрасного братца на автобусной остановке. Он сел в 10а и покатил в сторону Герстхофа.

– Не может быть! – воскликнула Гретхен и от волнения сморщила нос. – Вы, наверное, обознались!

Габриэла с Икси рассмеялись.

– Твоего братца ни с кем не перепутаешь! При такой-то комплекции его за километр видать!

– Интересно, что ему понадобилось в Герстхофе? – удивилась Гретхен. – У нас там никаких знакомых нет!

– Позавчера я его тоже видела на той же остановке! – сообщила Габриэла. – Вместе с братом Анни Фройденталер. Может, у них там в Герстхофе невесты завелись!