Грядет новый мир (СИ)

- В балаган, конечно, - ответил Енох, как само собой разумеющееся. Я не понял, о чем он, пока не увидел купол, как у цирка. Он же прервал все разговоры о том, что надо заплатить. С лицами, полными презрения и уверенности – проще говоря, каждый из нас состроил из себя Еноха - мы пробрались внутрь. Я был поражен тем, что увидел, потому что допустил вероятность странности, а не фокуса. Эти люди могли так в любую секунду, а не только на глазах зрителя с помощниками и бутафорией. Мы поступали глупо, спрашивая у всех направо и налево про имбрин, но ничего более путного никто из нас не придумал. Я начинал уставать от того, насколько недружелюбнв эти люди. Они либо рассматривали нас с жадным интересом, либо сравнивали с грязью под ногами. Забавно, что мы так отчаялись, что поверили словам какого-то мальчишки и поперлись по незнакомой местности искать два слова, которые могли означать что угодно. Мы бродили по городу, не менее грязному, чем виденные нами раньше места. Я вдруг подумал, что крики экологов моего времени выглядят здесь, среди домов, черных от осадка угля, как минимум смешными. Тут повсюду были источники заражения, а река представляла собой канализацию. На краткий момент я почувствовал себя, как человек, страдающий обсессивно-компульсивным расстройством: мне хотелось мыть руки как минимум пятьсот раз подряд. Чем серее становилось небо над нами, тем больше мы уставали, я хотел домой, в тепло, чистоту, уют и безопасность, я мечтал о еще не слабее пустоты, а еще о том, чтобы проспать сутки, обнимая Еноха. Не знаю, почему это вдруг стало так важно, но воспоминания об утреннем тепле в поезде было так же заманчиво, как воспоминание о биг маке. Хотя я никогда не страдал по такой пище, мой организм испытывал такой дефицит калорий и жира, что я буквально мечтал о бургере, картошке и коле больших размеров. Я мечтал обожраться до тошноты. Я шел по одинаковым унылым улицам, слушал лязг примитивных машинных устройств, угадывал ржание лошадей и рисовал себе идеальную картину утра. Не знаю, реальна ли она была, но я бы сгорал от желания проснуться в своей комнате летом, с открытым откном, из которого доносится прохлада и слабый запах блинчиков, которые моя мама умела жарить, что было странно для богатой леди, хотел бы спокойно умыться и вернуться в постель, не беспокоясь о том, что за эти короткие секунды у меня украдут Еноха. Я будил бы его, веселясь от того, до чего он походил бы на сонную панду своими синяками под глазами, подлезал бы под одеяло холодными руками, которыми только что умывался, и вампирил бы это неповторимое тепло отдохнувшего тела, пока он ворчал бы на меня и отказывался бы вставать.

Я так увлекся своими фантазиями, что налетел на вставшую столбом Эмму. Удивляться было чему – посреди жаркого лета дом на улице был целиком погружен в лед. Ну, можно было и не гадать пять минут, и так было понятно, что это нужное нам место. Только имбрины там, похоже, уже не было. В общем-то, мы пытались пробраться внутрь всеми способами, которые только пришли на ум.

-За каким чертом нам мороженная имбрина? – произнес Енох, и Эмма принялась отчитывать его за то, что он роняет весь дух нашей компании.

- А что, ему еще есть, куда падать? – вскинул брови Енох. – Не будь дурой, это же ясно как день, что она мертва.

- Нет, нет, - и Оливия бросилась звать имбрину, устроив целый спектакль. Вздохнув, я приготовился к толпе тварей. Но нет, только одна женщина в плаще подошла к нам спросить, в порядке ли малышка. Ожидал ли я, что эта женщина превратиться в птицу? Нет конечно, я бы умер от удивления, если бы не обещание Еноха вечно меня воскрешать. Мы поспешили за ней, боясь даже поверить в наше счастье. О, как я радовался. А ведь мог бы дойти задним умом, что эта имбрина – ключ ко спасению мисс Перегрин. Ключ к моему возвращению домой. Если бы я задумался раньше, я бы никогда не позволил усталости и лишениям победить меня. Но нет, я всегда думаю слишком поздно.

Я отвлекся на счастье от того, что мы нашли живую имбрину. За короткий разговор с ней мы избавились от груза нашего удачного, но чрезвычайно трудного путешествия к ней. Ее взгляд был полон тепла и доброты, так что даже Енох позволил себе расслабиться. Хотя рассказ наш был несколько нелогичным, и каждый из нас орал то, что запомнилось нам больше всего, я вдруг понял, что остальные не просто не оценили, они даже не заметили вклада Еноха. Вспоминал и я. Тяжесть овечьей силы. Выстрел в Голана, сделанный рукой Еноха вдоль моей руки. Его ранение, спасшее Милларда. Все в моей голове относительно путешествия было связано с Енохом, но ведь я был в него влюблен, что я еще мог запомнить, кроме того, как великолепно играл он свою роль нашего охранника. Я заметил, что Енох молчал. Может быть, он тоже пытался осознать пройденный путь.