Грядет царь террора

Самойлович попытался вникнуть в то, что говорил Константин Осипович, но потом, уразумев, что в философии не силен, махнул на это дело рукой, попытавшись перевести разговор в иную плоскость, интересовавшую его гораздо больше.

— А что же ваши порошки? Вы уже инструкции к их применению разработали? — спросил доктор Данила.

— Пока нет… — с видом заговорщика сообщил Ягельский. — Тс-с! Я не хочу, чтобы ОН прознал о моих изобретениях раньше времени. Если ОН узнает, всему конец…

— Да про кого вы говорите?! — не выдержав, воскликнул Самойлович, пристально глянув в глаза приятеля. На минуту ему почудилось, что Ягельский сошел с ума.

— Тс-с! — снова прошипел Константин Осипович, приложив палец к губам. — ЕГО имя нельзя употреблять зря. А не то ОН тут же появится…

Почему-то Самойловича от этих слов пробрала дрожь. Ему показалось, что он начинает понимать, о ком говорит Ягельский. Это был тот, кто совсем недавно коснулся своим черным крылом доктора Данилы, чуть было не лишив его жизни. Это был Царь террора, старший брат Князя тьмы, сеющий среди живых войны, мор, все несчастья, как считалось в народе.

Константин Осипович тем временем подошел к своему столу, отсыпал из одной бутыли коричневого порошка в пепельницу из чугуна и, поднеся горящую свечу, поджег порошок. Он вспыхнул сразу, горел долго и ярко, источая клубы зловонного дыма.

— Что вы туда понамешали, дорогой друг?! — вскричал Самойлович после того, как, вдохнув изрядную порцию дыма, прокашлялся.

— Тут семь компонентов, — пояснил Ягельский, чей голос до сознания Самойловича доносился теперь как будто из бездны.

— Постойте, я попробую сам определить некоторые из них по запаху, — остановил приятеля доктор Данила. — Значит, так! То, что там присутствует сера, в этом я не сомневаюсь.

— Сера есть, — согласился Константин Осипович.

— Еще селитра?..

— И она в наличии. И еще кое-что не менее агрессивное по отношению к любой заразе. Там еще имеются…

— Ладно, потом расскажете подробнее, — остановил Ягельского Данила Самойлович. — А сейчас хотелось бы немедленно провести опыты прямо в больнице. Увидеть, так сказать, ваши порошки на «поле брани». Не возражаете?

— Помилуй Бог! На это у меня возражений быть не может, — ответил Ягельский. — Да и прогуляться мне не мешает, а то совсем мозги набекрень от трудов праведных…

К Даниловскому монастырю Самойлович и Ягельский подкатили, когда уже начинало смеркаться.

— Где тут у вас бельевая? — поинтересовался Константин Осипович, основательно протрезвевший в дороге. — Лучше всего испытать порошки прямо там.

— Сейчас я распоряжусь, а вы пока погуляйте по саду. Здесь у нас только выздоравливающие бывают.

Погруженный в свои мысли, Ягельский прохаживался по дорожкам сада, полного благоухающими цветами, не обращая поначалу на них никакого внимания. Но потом вдруг опомнился, взглянул на прекрасный сад совсем другими глазами. Кто и как в том зачумленном городе смог вырастить такую красоту, подумалось ему. И тут он увидел совсем еще юную девушку, ухаживавшую за кустами алых роз. Мгновение он стоял как громом пораженный, до того неожиданной и неуместной показалась ему эта идиллическая картинка в чумной больнице. Он так давно не видел ничего прекрасного! Только кровь, пот, гной, грязь. Ну и еще смерть, конечно. А тут на_́тебе! Прекрасная незнакомка. Видение неземной красоты…

Приглядевшись внимательнее к девушке, Константин Осипович неожиданно осознал, что видит ее не в первый раз. Но где и когда он встречал ее раньше? Да это же та самая Арина Малова, умиравшая в Угрешской больнице еще в мае, вдруг вспомнилось ему имя девушки. Значит, выжила, поправилась, с каким-то вдохновенно-радостным чувством, переполнившим его, подумал Ягельский.

Неожиданно рядом с девушкой возникла фигура юноши. Девушка, радостно всплеснув руками, бросилась ему на шею.

Ягельский узнал в юноше подлекаря Серафима Сухонина и улыбнулся: «И ты жив, приятель? Молодец! Значит, не такой уж он всемогущий, этот Царь террора! Против истинной большой любви он не властен. Тут не его “епархия”. Тут правит сам Господь Бог…»

Константин Осипович, укрывшись за пышно цветущими кустами, наблюдал за влюбленной парочкой, нисколько не стесняясь своего двусмысленного положения. От того, что он видел, в его зачерствевшем сердце старого циника будто забурлила-заиграла свежая молодая кровь. На душе стало светло и радостно. Такого душевного подъема он давно уже не испытывал.

Глава 10. Когда горят компроматы

«Мерседес» Салова подъехал к корпусу на Окской, 13, где располагался филиал фармпредприятия «Терек», на следующее утро. Из машины выбрался сам Салов с помятым лицом невыспавшегося человека, а за ним и Анатолий Брыксин, отвечавший в совете директоров концерна за службу безопасности. Брыксин был зол как тысяча чертей, поскольку Салов, узнав о нападении на лабораторный корпус в Кашире, наговорил ему по пути туда кучу неприятных слов, пообещав, что больше не будет с ним цацкаться и выгонит к чертовой матери со службы.