Кроме ковра, все здесь осталось таким же, как во время его последнего визита сюда. Только на столе у стены не было рамки с фотографией, где были запечатлены они трое. Снимок был сделан через несколько минут после победы в чемпионате Национальной студенческой спортивной ассоциации: Грифф в футболке с пятнами от травы, громадным синяком под глазом и спутанными от пота и шлема волосами стоит между Элли и Коучем. Три лучезарные улыбки. Элли вставила снимок в рамку и поместила его на видное место через несколько дней после игры.
Миллеры никогда не были так счастливы и так горды им, как после победы в матче «Апельсиновой чаши»[12]
, за исключением, возможно, того дня, когда он подписал письмо о намерениях[13] с Университетом Техаса. В тот день дом был до отказа забит спортивными журналистами со всего Техаса. Элли была в ужасе от беспорядка, который они создавали, роняя крошки от пирога и проливая пунш. Коуч ворчал, когда от телевизионных софитов перегорел предохранитель.Но всем было очевидно, что супругов прямо-таки распирало от гордости за Гриффа. Ему предложили полную стипендию, чтобы он играл за Университет штата Техас, и, кроме того, он с отличием окончил среднюю школу. Решение Коуча взять его к себе оказалось правильным. Все, что он вложил в этого упрямого пятнадцатилетнего подростка, окупилось, причем не только в отношении спортивных способностей Гриффа.
Четыре года, на протяжении которых Грифф играл за Университет штата Техас, его тренировали одни из самых уважаемых и опытных специалистов в этом виде спорта. Но он всегда прислушивался к советам Коуча Миллера. В том матче «Апельсиновой чаши» он использовал все, чему научился у него. Это был триумф не только Гриффа, но и Коуча.
Позже, после перехода в «Ковбои», Грифф перестал прислушиваться к советам наставника и начал считать Коуча скорее помехой, чем полезной руководящей силой. Отсутствие рамки с фотографией на столике в гостиной явно указывало на чувства, которые теперь питает к нему Коуч.
— Проходи, — сказала Элли, подталкивая его в кухню. — Я лущу горох. Его можно купить уже лущеным, но мне кажется, что так вкуснее. Хочешь чаю со льдом?
— С удовольствием.
— А бисквитный торт?
— Если есть.
Она с укором посмотрела на него, как будто отсутствие бисквитного торта было чем-то невероятным. Элли убрала со стола горох. Грифф сел на стул, который занимал со своего первого обеда здесь, и его охватил недостойный мужчины приступ ностальгии, от которого перехватило дыхание. Это единственный настоящий дом, который у него когда-то был. А он опозорил его.
— Коуч дома?
— Играет в гольф, — недовольно ответила Элли. — Я говорила ему, что в это время дня слишком жарко для игры. Но его упрямство ничуть не уменьшилось с годами. Даже наоборот.
Она поставила перед Гриффом чай и бисквитный торт и села напротив него, положив руки на стол. Он смотрел на эти крошечные руки и вспоминал желтые резиновые перчатки, которые были на ней в тот день, когда он впервые переступил порог этого дома, вспоминал один из редких моментов, когда он не уклонялся от ее прикосновений. Сидя на краю его кровати, она прижала ладонь к его лбу, проверяя, нет ли у него температуры. Ее рука была мягкой и прохладной, и он до сих пор помнил, каким приятным было ее прикосновение к пылающей жаром коже. Для нее это движение было естественным, но до этого момента Грифф не знал, что именно так поступают матери, когда ребенок жалуется на нездоровье.
У Элли и Коуча не было детей. Причину он не знал, но у него, даже в том возрасте, хватило такта не спрашивать об этом. Может быть, именно бездетность подтолкнула ее к тому, чтобы взять в дом этого угрюмого и язвительного подростка.
Она не обрушила на него всю свою материнскую любовь, которую — как она верно понимала — он не принял бы. Однако при малейшем сигнале с его стороны она оказывалась рядом. Внимательно выслушивала, если он хотел обсудить какую-то проблему. Тысячами способов, незаметно и ненавязчиво, она проявляла материнскую нежность, которую явно испытывала по отношению к нему. Эту нежность он и сейчас читал в ее глазах.
— Я рад тебя видеть, Элли. Рад быть здесь.
— Я так счастлива, что ты пришел. Ты получал мои письма?
— Да, и очень за них благодарен. Больше, чем ты думаешь.
— Почему же ты не отвечал?
— Я не мог найти слов. Я… — Он растерянно пожал плечами. — Я просто не мог, Элли. И я не хотел вносить разлад между тобой и Коучем. Он же не знал, что ты писала мне, правда?
— Это его не касается, что я делаю или чего не делаю. — Она выпрямилась, и голос ее зазвучал резко: — У меня есть собственное мнение.
— Я знаю, — улыбнулся Грифф. — Но я также знаю, что ты всегда поддерживаешь Коуча. Вы одна команда.
Она из вежливости не стала спорить.
— Я знаю, как он разозлился, — сказал Грифф. — Он пытался предупредить меня, что я качусь в пропасть. Я не послушался.