Грязный лгун

Я стал считать подъезжающие машины, прибавляя по одной каждый раз, когда одна из них притормаживала на дороге с включенным поворотником. Я не замечаю безликих людей, сидящих за рулем, не различаю ни цвета, ни марки машины, только их количество имеет для меня значение, только их количество может заставить меня не думать ни о чем.

Тогда я могу думать числами.

Я могу думать: РАЗ… ДВА… СОРОК ШЕСТЬ.

Тогда я ничего не чувствую, тогда весь мир исчезает, слой за слоем, все вокруг кажется бумагой в клетку, каждая клеточка которой может быть заполнена цифрой и больше ничем, потому что там есть разделяющие линии.

Но в этом кроется своя опасность.

Здесь есть опасность не уследить, не быть начеку, не вдаваться в детали потому что тогда все проносится мимо тебя.

Они проносятся мимо меня, пока я считаю.

Они проносятся, мелькая среди других лиц.

Для меня они были всего лишь номером СОРОК ДВА.

У них не было имен, это не были ни Кейт, ни Джордан, ни Син, они были безымянными, как два других парня, что были с ними, они были такими же безымянными, как и другие люди, проходившие мимо меня в магазин.

— Смотрите, Щенок, какими судьбами? — кричит Кейт, показывая на меня, по его лицу видно, что мне тут не место, что я делаю что-то не то, сидя здесь без дела.

Я знаю, что, когда смотрю на него, на моем лице написано, как я хочу быть подальше отсюда; мои глаза — как глаза кролика, инстинктивное желание убежать лежит на поверхности, но я слишком скован, чтобы хотя бы попытаться.

— Маленький щеночек потерялся? — дразнит меня Джордан, по его ухмылке видно, каким умным он себя считает, каким оригинальным, и я хочу ему сказать, что я это уже слышал, когда мне было лет семь. Кейт и остальная кодла улыбаются, смеются, но я сегодня не в настроении, чтобы улыбаться или смеяться, поэтому я молчу.

Я пытаюсь найти среди них Сина.

Если я найду его, может, хоть он поймет, что мне сейчас не до них. Но у меня нет на это шансов, потому что он до сих пор возле машины, которая принадлежит кому-то из тех, кого я не знаю, а скорее всего, его маме.

Джордан и Кейт идут ко мне.

— Во всяком случае он одет, — слышу я. Это произносит Джордан, скривив рот, как бы по секрету, но достаточно громко, чтобы я услышал.

— Очень смешно! — говорю я. — Долбанный придурок.

— Что? — кричит он во внезапном приступе ярости, который только кажется внезапным — я сразу понял, что он меня ненавидит, с первого моего слова и что он только ждал подходящего случая. Он в открытую наезжает на меня, и мне нужно либо встать, либо сидеть на месте, когда его ботинки чуть не наступают мне на руки. — Это чертовски смешно! — вот он, вынуждая меня передумать.

Я снова смотрю на машину, отряхиваю грязь с моих джинсов, выпрямляюсь, ища глазами Сина. На этот раз он ловит мой взгляд, сейчас он кивает мне головой в своей замедленной манере, и я чувствую, что все становится ощутимо легче, когда он идет в мою сторону.

— Эй, чего вы там? — говорит Син, вставая перед Кейтом, и теперь мы образуем круг и не стоим как два сцепившихся зверя.

— Ничего, — говорю я, глядя на свои ноги, только чтобы не видеть их красных глаз.

Потом Син спрашивает, почему меня не было в школе, и я пожимаю плечами. И все постепенно входит в свое привычное русло: он рассказывает мне, как они обкурились, как они на бешеной скорости гоняли по проселочной дороге, сбивая урны и проезжая по дерьму. У меня появляется такое чувство, что я тоже был там, с ними, этого достаточно, чтобы я улыбнулся, чтобы улыбнулся Кейт, и я нервно шмыгаю и вытираю нос рукавом.

Только Джордан ничего не говорит, и те два парня, которых я раньше в глаза не видел, стоят в стороне, будто они не хотят иметь со мной никаких дел, будто я не стою того, чтобы со мной связываться, потому что я всего лишь паршивый ублюдок, который сидит у торгового центра и отзывается на кличку Щенок.

— Да, мы скучали по тебе, — говорит Джордан, презрительно кривя губы и ощерившись. — Мы всё надеялись снова увидеть твой маленький член. Некоторые из нас пропустили вчерашнее шоу.

Кейт тут же прикрывает рот рукой, а два других парня смеются, выражая тем самым свой внезапный интерес.

Только Син остается прежним.

Кажется, ему это не смешно.

— Да ладно, пацаны, перестаньте, — говорит он.

— Я всего лишь прикалываюсь над тобой, Щенок. — говорит Джордан, слегка ударяя меня по руке.

Я одариваю его усмешкой, мне просто хочется, чтобы он ушел, потому что у меня сейчас не то настроение.

Я позволяю ему одержать верх.

Я позволяю себе стать маленькой сопливой тряпкой для него, потому что это уже не имеет значения, для кого — для него или для другого. Потому что я таким кажусь, таким я должен быть, и потому что на самом деле то, чего я хочу, — это взять что-нибудь тяжелое и запустить в него.

— Мы собираемся еще курнуть, может, стащим травки и пыхнем. Хочешь, пошли с нами? — говорит Син.

— Да? — это звучит больше как вопрос, словно я спрашиваю себя, будет ли мне в радость пойти с ними или это, скорее всего, ничего не изменит.