Грязный секрет

— Навык, который я не приветствую, большое спасибо, — я отказываюсь от кофе и проношусь мимо Кона. — И мы закончили наш разговор. Мила проспит ещё несколько часов. Я не хочу держать её вдали от тебя. Не сейчас. Ты сможешь увидеться с ней, когда захочешь, но прямо сейчас мне хочется побыть одной. Я позвоню тебе, когда она проснётся.

Коннер прислоняется к дверной раме и с весельем в глазах смотрит на меня. В его глазах столько эмоций, что я даже не могу расшифровать их все. Уверена, он так же не может понять и мои.

— Всегда такая милая.

— Назовёшь меня милой, когда моя нога встретится с твоей задницей, — я пристально смотрю на него.

— Ты можешь быть покрыта свиным дерьмом и всё ещё оставаться милой, — смеётся он.

— Ты всегда был таким негодяем.

Его усмешка не исчезает.

— Ты милая, потому что я никуда не собираюсь, — он подходит и садится ко мне на диван.

Прямо возле меня.

Я встаю и пересаживаюсь на другой диван. Он наблюдает за мной и, уверена, в глубине души смеётся. Но мне наплевать.

Мила. Не мы.

Я повторяю это как мантру, потому что очень легко снова стать самими собой.

Прошло два с половиной года, секреты разбили сердца, эмоции исказились в общем беспорядке, но ничего не изменилось.

Не совсем.

Но у меня нет проклятой подсказки, что с этим делать.

Глава 8

Коннер

— Вернулся так быстро? — рявкает Софи, открывая дверь.

Мои губы расплываются в ухмылке. Не могу удержаться. Конечно, на неё нельзя не сердиться, но я дерьмовое подобие мужчины, если не могу оценить, как эти нежно-голубые глаза вспыхивают от злобы.

— Похоже, что так, — отвечаю я.

— У тебя нет занятий получше?

— Например? — я смотрю на неё, проходя в дом.

— Ох, не знаю. Может, репетировать? Отбиваться от безумных фанаток? Залезать в штаны к вышеупомянутым фанаткам?

— Ревность тебя не красит, принцесса, — я снова ухмыляюсь. — Где Мила?

— Кричит во дворе «кроля». Один вышел из леса час назад, и она подумала, что он должен стать её, — она закрывает дверь и следует за мной. — И я не ревную. Нет причин.

— Определённо не из-за безумных фанаток, которые хотят меня в своих штанах, ха?

— Определённо.

Я нахожу Милу посреди двора, кричащую: «Кроля! Кроля!»

— Привет, — говорю я, перекрикивая её.

— Кроля, — кричит она, всматриваясь в лес.

— Обнимешь меня?

— Кроля!

— Пожалуйста?

— Кро-о-оля!

Я оборачиваюсь на Софи. Она сидит на шезлонге, положив ноги на стол, с изогнутыми от веселья губами.

— Кро-о-о-о-о-о-оля!

— Поможешь? — произношу я, запинаясь.

Дерьмо. У меня нет идей, как успокоить ребёнка.

— Добро пожаловать в родительство, — говорит она. — Это забавно.

«Она разыграла эту карту».

— Ладно.

Подхожу к Миле и наклоняюсь.

— Эй, детка. Что случилось?

— Кроля!

Если я думал, что она кричала до этого, то ошибался. Я резко моргаю из-за её вопля, и, сосредоточившись на её лице, замечаю крошечные слёзы, стекающие по щекам.

— Софи? Соф? Почему она плачет?

Ответа не следует. Я поворачиваюсь, а она ухмыляется. Пожимая плечами, она продолжает пить сок через соломинку. Чёрт. У меня нет идей, что делать с плачущим младенцем.

— Ладно. Мила? Успокойся, — мягко говорю я.

Когда она начинает кричать сквозь слёзы и падает на землю, мои глаза расширяются. Но нет, на этом она не заканчивает. Она откидывает голову назад, распластавшись, затем переворачивается и начинает бить по земле кулачками и дёргать ножками.

О, чёрт.

— Ла-а-адно, — выдыхает Софи и встаёт.

Она поднимает Милу на руки и заносит внутрь. Я иду за ней, чувствуя огромную беспомощность, и наблюдаю, как естественно Соф с ней обращается.

Как она сажает её на пуфик в столовой и присаживается на корточки перед ней. Как она обращает взгляд Милы на себя и говорит ей, чтобы она сидела там, пока не успокоится. Как она говорит ей, что они поговорят о кролике, когда она перестанет плакать.

Затем Соф встаёт, оставляя Милу кричать, и подталкивает меня к выходу во двор.

Я молча начинаю идти, потому что не могу понять, что, чёрт возьми, произошло.

— Не будь к себе слишком строг, — говорит она, посмотрев на меня. — Это стиль кризиса Милы. Она избалованнее, чем мне бы хотелось признавать.

— Ты... Ты занималась этим всё время? — я оглядываюсь на дом. — Как… в одиночку?

Софи приподнимает бровь.

— Эм, да? Как, думаешь, я вырастила её? У меня нет тайного парня, который решал бы всё, когда становится тяжело, и ты знаешь это.

— Лучше бы не было, — бормочу я на выдохе.

Она приподнимает другую бровь, но ничего не отвечает. Не важно, услышала она меня или нет. Я не приму никого в воспитании моей дочери.

Мила снова начинает кричать, и Софи вздыхает.

— Обычно она сидит на нижней ступени, но у меня всё ещё нет детского барьера, поэтому я не хочу, чтобы она находилась там. А она не понимает, почему сидит на пуфике, а не на лестнице.

— Поэтому она звучит так, будто её истерзали собаки?

Глаза Софи блестят от сдерживаемого смеха.

— Именно поэтому.

Устремляю взгляд между ней и дверью.

— Ты справишься без меня?

Её взгляд всё говорит за неё. Я поднимаю руки и быстро шагаю прочь, стараясь пройти мимо Милы так, чтобы она не поняла, что я ушёл, и сажусь в машину.